Глава III. Борьба в центральных районах Польши и заключительные сражения

1

Объявление Англией и Францией войны Германии 3 сентября 1939 г. было неизбежной реакцией на гитлеровскую агрессию против Польши. Поступить по-иному правящие круги Англии и Франции не могли. Они слишком хорошо понимали, что еще раз отступить — значило бы потерять международные позиции и престиж, уже достаточно подорванный Мюнхеном, добровольно признать Германию победительницей в империалистической борьбе и гегемоном в Центральной Европе, сразу же оказаться в числе второразрядных держав. Это привело бы также к серьезному подрыву экономического и политического могущества британского и французского империализма. Война была объявлена, тем более что для этого не ощущалось недостатка в благородных мотивах, и первым среди них было выполнение обязательств перед Польшей. Однако очень скоро выяснилось, что союзники меньше всего намерены вести открытую борьбу с врагом¹.

Вступление в войну Англии и Франции приободрило поляков. Возникли надежды на поворот в ходе событий, которые, как теперь стали предполагать в Варшаве, смогут войти в русло, предусмотренное первоначальными стратегическими планами.

Полякам было что попросить у своих союзников. Прежде всего требовалась немедленная поддержка авиацией.

Вечером 6 сентября польский посол в Париже по поручению из Варшавы передал французскому министерству иностранных дел ноту, в которой выражалось мнение, что в Германии война воспринята народом с ясно выраженным пессимизмом. Поэтому, по мнению польских руководителей, надлежит сделать все, чтобы «нанести удар по моральному состоянию врага». Для этой цели предлагалось: «...1) Провести против территории Германии операцию военно-воздушных сил союзников, которая в результате энергичных бомбардировок военных объектов убедила бы население в том, что союзники ведут войну активно, и вызвала бы панику в центрах.

2) Прорвать хотя бы в двух пунктах линию Зигфрида с целью ликвидации мифа о ее неприступности...

3) Провести хотя бы небольшой морской десант на германское побережье»².

Вскоре после того как эта нота оказалась в стенах французского министерства иностранных дел, польскому послу был вручен ответ: «Завтра, а самое позднее — утром послезавтра будет проведена сильная атака французских и английских бомбардировщиков против Германии, которая, может быть, будет распространена даже до тыловых построений на польском фронте»³. На первых порах поляки большего и не ждали, Но в Варшаве никто не знал, что в тот же день командующий французской авиацией генерал Вюильмен заявил на совещании у Гамелена, что в обстановке общих германских успехов на польском фронте отправить в Польшу несколько подразделений французской авиации было бы слишком рискованно. Прошло два дня, а ожидаемые бомбардировщики не появлялись ни в германском, ни в польском небе. На конференции 8 сентября во французском Главном штабе с участием премьера Даладье все пришли к выводу, что не может быть и речи о направлении в Польшу каких-либо подразделений французской авиации. Гамелен в своем выступлении заявил: «Если решимся на бомбардировку целей, не носящих военного характера в полном смысле этого слова, то есть других целей, кроме самих войск... то это вызовет со стороны Германии немедленную реакцию, которая может серьезно затруднить наше сосредоточение»⁴. Через сутки, отвечая на очередную просьбу польских представителей о помощи, штаб Гамелена прямо заявил своим союзникам, что до окончания сосредоточения французская армия не предпримет никаких активных действий. Черчилль пишет в своих мемуарах: «Французское правительство просило нас воздержаться от воздушных атак на Германию, утверждая, что они вызвали бы ответные атаки на их промышленные предприятия, лишенные защиты. Мы удовлетворились сбрасыванием листовок, которые должны были морально воздействовать на немцев»⁵. Известный английский политический деятель консерватор Эмери вспоминает, как он зашел 5 сентября к министру авиации К. Вуду с предложением организовать поджог Шварцвальда, чтобы лишить немцев строевого леса. «...Я онемел от изумления, — пишет Эмери, — когда он объявил мне, что не может быть и речи даже о том, чтобы бомбить военные заводы в Эссене, являющиеся частной собственностью, или линии коммуникаций... Когда я спросил его, неужели мы даже пальцем не пошевельнем, чтобы помочь полякам, он вообще не ответил»⁶. 9 сентября польский военный представитель в Лондоне Норвид-Нойгебауэр узнал, что Англия не имеет никаких планов помощи Польше⁷.

Все многочисленные попытки польского военного атташе в Париже побудить французское руководство к активным действиям оставались безрезультатными. 6 сентября атташе сообщал в Варшаву: «На французско-немецком фронте спокойствие. Взаимное наблюдение... Мое старание в деле выполнения конвенции ген. Каспшицкого не приносит доселе результата»⁸.

Через два дня в очередном донесении атташе писал: «До 7.09.39 10 часов на западе никакой войны фактически нет. Ни французы, ни немцы друг в друга не стреляют. Точно так же нет до сих пор никаких действий авиации. Моя оценка: французы не проводят ни дальнейшей мобилизации, ни дальнейших действий и ожидают результатов битвы в Польше»⁹. Становился все более очевидным горький для поляков факт вероломного отказа союзников от выполнения торжественно взятых обязательств. Но польские руководители все еще не могли до конца поверить этому. Они продолжали настаивать и просить. Тогда французские вожди возмутились. «Польский военный атташе продолжает нам надоедать! — писал Гамелен. — Я знал также, что польский посол в Париже проявлял нервозность и даже несправедливость в отношении французской армии и особенно авиации»¹⁰. Единственным результатом настойчивых действий польского атташе было решение французского правительства послать в Польшу морем из Марселя через Галац и Румынию батальон танков и 5 дивизионов артиллерии с боеприпасами. Однако даже с этим французы безнадежно опоздали. Тем не менее в ноте от 10 сентября, обращенной к Рыдз-Смиглы, Гамелен, не стесняясь, утверждал, будто французская армия и авиация активно помогают полякам. «Большее сделать для меня невозможно», — писал он. Правда, еще 3 сентября было организовано демонстративное французское наступление в секторе Саара. Оно с самого начала не преследовало никаких реальных задач оперативного характера. Согласно приказу Гамелена командующему Северо-Восточным фронтом генералу Жоржу от 4 сентября, цель наступления состояла лишь в том, чтобы установить контакт с линией Зигфрида между Рейном и Мозелем и сковать здесь немцев. Робкая демонстрация не отвлекла с польского фронта ни одного немецкого солдата, ни одного орудия или танка. Уже 12 сентября Гамелен решил приостановить даже это подобие наступления «ввиду быстрого развития событий в Польше». В своей инструкции № 4 он потребовал начать отвод войск из района вблизи линии Зигфрида, который заняли французские войска, а вечером того же дня доложил высшему франко-британскому военному совету о необходимости приостановить атаки, которые не могут больше повлиять на события в Польше. Гамелен заявил: «В настоящее время больше нет необходимости немедленно обеспечить базу атаки против линии Зигфрида... Если осуществится атака противника через Люксембург и особенно через Бельгию, нам не хватит всех наших активных сил, чтобы противостоять ему»¹¹. Совет поспешно одобрил решение Гамелена. Французский историк Гутар, автор труда о войне 1940 г., не без остроумия замечает: «Французы и англичане почувствовали облегчение, а так как немцы его тоже почувствовали, то можно оказать, что редко бывало, чтобы какое-нибудь решение вызвало в обоих лагерях такое единодушное облегчение»¹². Однако, считая для себя невозможным активно помочь Польше, англо-французский военный совет был готов действовать более решительно, в случае если бы германские войска стали угрожать Балканам. В упомянутой инструкции Гамелена от 12 сентября имеется параграф, говорящий, что если главные силы противника будут продолжать наступление в направлении Балкан, то «ничто нам не помешает» действовать активно. Другая инструкция Гамелена, изданная 15 сентября, гласила, что, если немцы начнут наступать в Румынию, то есть опять-таки в направлении Балкан, «мы не будем оставаться полностью пассивными». Таким образом французские и английские руководители раскрывали карты: они не хотели помочь Польше, ссылаясь на отсутствие сил. Но этих сил оказывалось вполне достаточно для активных действий, когда создавалась угроза опорному пункту западного империализма на Балканах.

В Лондоне господствовала та же атмосфера, что и в Париже. В этом очень быстро убедилась польская военная миссия, прибывшая в Англию 3 сентября и тщетно пытавшаяся в течение недели добиться аудиенции у начальника имперского Генерального штаба Айронсайда. Когда же она была принята, то узнала, что может рассчитывать лишь на получение старых винтовок, и то через 5—6 месяцев.

Мистификация, проводимая западными союзниками и очень скоро ставшая предельно ясной для поляков, вызвала с их стороны гневный протест. Уже 12 сентября начальник польской миссии во Франции писал: «Ввиду того что польская армия, сражаясь героически в течение 16 дней, сдерживает одна все моторизованные силы и почти всю бомбардировочную авиацию немцев, вместе со всем польским народом неся огромные потери и жертвы, я имею честь, господин главнокомандующий, поставить вас в известность, что польский посол в Париже получил приказ передать сегодня его сиятельству господину председателю Совета ноту протеста в отношении недостаточных действий бомбардировочной авиации союзников»¹³.

Это письмо осталось без ответа. Что же можно было ответить? «Мы вступили в войну, — пишет французский исследователь де Барди, — с целью помочь Польше, но не имея на то ни желания (подчеркнуто нами. — Д.П.), ни средств»¹⁴. Да, прежде всего именно желания. Не в планах правительств Чемберлена и Даладье было выполнять обеты, данные польскому союзнику. Гораздо лучшим исходом казалось пожертвовать Польшей и позволить гитлеровским армиям выйти к границам Советского Союза. Можно было предполагать — и для этого имелось немало оснований, — что в определенных условиях вермахт уже сейчас пересечет эти границы. Но правда ли, что у Франции не имелось средств для поддержки поляков? Действительно ли союзникам нечем было оказывать помощь? Это немаловажный вопрос, так как и доныне подобное объяснение остается главным в системе оправданий бездействия союзных армий на германской границе в период разгрома Польши.

Осенью Франция отмобилизовывала 110 дивизий. Из них 14 находилось в Северной Африке, 10 — на итальянской границе, 86 предназначалось против Германии. До 1 сентября во Франции было призвано 1550 тыс. резервистов. Всего к моменту начала войны французская армия насчитывала в строю на своей территории 2100 тыс. человек¹⁵. Всего вооруженные силы Франции имели в строю на 27 августа 2674 тыс. человек. Кроме того, на континент прибывали 4 английские дивизии. Этим силам противостояла очень слабая немецкая группировка — группа армий «Ц» в составе 33 дивизий, в их числе 19 резервных с немногочисленной артиллерией¹⁶. «Западный вал», вокруг которого фашистская пресса вела пропагандистскую шумиху и которым Гитлер намеревался прикрыть границу, еще не был готов. Резерв главного командования сухопутных сил составляли только 4 резервные дивизии¹⁷. Ясно, что Франция и Англия в начале сентября после объявления войны имели все возможности выполнить свои союзнические обязательства перед Польшей. Можно предположить, что, если бы в первой декаде сентября 1939 г. союзники перешли в наступление на западе примерно 80 дивизиями против 33 немецких, гитлеровскому командованию для ведения успешной обороны, а затем для перехода к активным действиям потребовалось бы на первых порах увеличить свою группировку на Западном фронте по крайней мере в два раза, то есть перебросить на запад дополнительно примерно 30—35 дивизий, а затем, чтобы превзойти союзников, еще около 25 дивизий. Не имея возможности быстро отмобилизовать новые соединения, гитлеровское руководство, чтобы защитить территорию рейха, вынуждено было бы, помимо ввода резерва ОКХ, последовательно снимать с польского фронта в общей сложности по крайней мере 25 дивизий, что решительно облегчило бы положение поляков, так как наступающая против них группировка уменьшилась бы почти в два раза. Однако союзное командование и пальцем не пошевельнуло, чтобы превратить реальную возможность в действительность. Оно стало верить в символическую, бескровную войну с Германией, войну, которая, подобно объявленной, но не состоявшейся дуэли, станет лишь поводом для «почетного мира» и даст моральное право, «не теряя чести», сговориться с Гитлером за счет Востока.

Так складывалось известное положение, которое вскоре получило наименование «странной войны»¹⁸. Союзные руководители не верили в настоящую войну и рассчитывали на мир с Германией. Л. Эмери пишет в своих мемуарах: «Концепция «странной войны», как ее вскоре презрительно окрестили в Америке, была не нова. По существу говоря, именно эту идею Чемберлен и его коллеги по кабинету так усиленно старались внушить французам перед Мюнхеном»¹⁹. Мюнхенцы не теряли надежды, что, увлеченный своими победами, Гитлер уже сейчас продолжит поход дальше на восток и ввяжется в войну с Советским Союзом. Если этого не произойдет немедленно, то, во всяком случае, отсутствие такого буфера, как Польша, позволит гитлеровской армии прийти в соприкосновение с советской границей, а затем в какой-то момент при удобном случае перешагнуть ее.

Дезорганизация высшего командования завершилась отъездом в ночь на 7 сентября главнокомандующего Рыдз-Смиглы с частью офицеров Генерального штаба из Варшавы в Брест²⁰. В Варшаве остался начальник Генерального штаба Стахевич с небольшой группой офицеров. Отъезд главнокомандующего мотивировался угрозой прорыва к Варшаве немецких подвижных войск.

Союзники предали Польшу. Но, сделав это, они обманули не только поляков, но и самих себя, ибо очень скоро гитлеровские армии, которым старательно открывалась дорога на восток, повернули на запад.

2

В то время, когда союзники тешили себя иллюзиями, когда солдаты французской армии на передовых позициях копали свои огороды и состязались в футбол, польский фронт, истекая кровью, рушился под ударами гитлеровских танковых и воздушных армад.

Германские подвижные войска развивали наступление. Их прорывы становились все опаснее. Удары авиации парализовали дневные передвижения. Организованная эвакуация населения прекратилась. Пылали города и деревни. Десятки тысяч беженцев, потерявших кров, объятых ужасом, толпами двигались на восток.

Перед лицом столь трагического развития событий польское верховное командование оказалось банкротом. Именно в эти дни развивается процесс распада системы польского политического и военного руководства. Реакционное правительство бежало из столицы, бросив на произвол судьбы народ и сражающуюся армию. Президент Мосьцицкий уехал из Варшавы в первый же день войны. 4 сентября началась паническая эвакуация государственных учреждений, документов и золотых запасов, 5-го выехали из столицы все члены правительства.

Министры думали временно обосноваться в Люблине. Но чиновники со всеми документами и канцеляриями не смогли прибыть в Люблин по короткому пути через Демблин, подвергавшийся воздушным налетам. Они двинулись разными дорогами и в Люблин не попали. Министры оказались без министерств. Одиночками и группами они разыскивали свой бежавший аппарат и друг друга, разъезжая на автомашинах по дорогам Польши. Многие высшие чиновники бросили государственные дела и занялись эвакуацией семей. Управление страной было парализовано. Мосьцицкий и Рыдз-Смиглы попытались учредить должность военного комиссара, который осуществлял бы в стране исполнительную власть. Назначенный на эту должность губернатор Полесья Костек-Бернацкий практически оказался бессильным что-либо предпринять. Министр иностранных дел Бек добился согласия французского правительства на право убежища для польских руководителей, которые должны были бежать через Румынию.

Старая крепость Бреста предназначалась для командного пункта главкома еще по стратегическому плану «Восток» в случае войны с Советским Союзом. Но когда постепенно в Брест начали съезжаться офицеры Главного штаба и после полудня 7 сентября прибыл главнокомандующий, они увидели крепостные помещения, совершенно не приспособленные к работе²¹. Телефонную связь удалось организовать только через 12 часов после прибытия главнокомандующего в Брест, и то лишь с армией «Люблин» и командованием 3-го корпусного округа в Гродно, а позже на короткое время — со штабом группы «Нарев». Единственной радиостанцией, прибывшей из Варшавы, длительное время нельзя было пользоваться: отсутствовали шифры, направленные в Брест по железной дороге. После налета немецкой авиации эта станция, которую из-за ее огромных размеров не могли даже поставить в укрытие, была серьезно повреждена и стала работать только на прием. Вскоре, однако, удалось достать коротковолновую морскую радиостанцию, и главком периодически связывался с Варшавой через Пинск. В таких условиях практически руководить военными действиями должен был Стахевич из Варшавы. Штаб главнокомандующего оказался неработоспособным. Однако Стахевич боялся самостоятельно принимать ответственные решения и постоянно обращался за указаниями в Брест, используя для этой цели главным образом офицеров связи, которые с огромным трудом пробирались на автомашинах по дорогам, забитым беженцами. Принимаемые решения безнадежно устаревали и, если доходили до исполнителей, уже не отвечали обстановке. Разделение Генерального штаба между Варшавой и Брестом привело всю его работу в хаотическое состояние. Долгое время не удавалось договориться, откуда, кто и какими войсками будет руководить. Документы и канцелярии, необходимые Стахевичу, оказались в Бресте. Стахевич в переговорах 7 сентября со своим заместителем Якличем, находившимся в Бресте, говорил: «...так работа не может продолжаться. Мы здесь совершенно истощены от усталости. У нас абсолютная нехватка офицеров... В течение целого дня из-за бомбардировок не имеем связи и только вечером можем поговорить, что заставляет меня самого принимать решения большой важности». А Яклич в ответ характеризовал Стахевичу положение: «У нас целый день постоянные поиски войск и высылка офицеров для восстановления связи... С внутренней организацией в крепости Брест большой балаган, который я должен сам ликвидировать. Постоянные налеты авиации. В Бресте бегство во все стороны»²². Развал управления резко углубил общий кризис войны. Командиры стали действовать на свой страх и риск, исходя из собственных расчетов, не зная намерений высшего командования и соседей. Одни спешили сложить оружие, другие, наоборот, мужественно и упорно сопротивлялись даже в безнадежной обстановке, третьи, как, например, генералы Демб-Бернацкий, Андерс и Скворчинский, бросали войска и дезертировали с поля сражения. Польский фронт постепенно распадался на отдельные очаги.

Изучая события тех дней, нельзя не прийти к выводу, что паника и растерянность, охватившие различные районы страны, верховное военное руководство и политическую администрацию, были лучшими союзниками гитлеровцев. Армия и население Польши оказались психологически не подготовленными к войне подобного рода и к борьбе с таким противником. Воспитанная в духе безусловных побед, армия переживала теперь несравнимое моральное потрясение, подрывавшее ее жизненные основы. Ощущение полного бессилия перед лицом опасного врага приводило к еще большему преувеличению его сил, порождало страх, давало почву многочисленным слухам и легендам, которые под влиянием действий «пятой колонны» разрастались, принимая гиперболические формы, и расползались по стране, парализуя волю менее устойчивой части населения и армии²³. Гитлеровцы наделялись особыми качествами, в воображении людей их армия превращалась в необычайную силу, владеющую комплексом совершенно особых методов ведения войны. Здесь и начал зарождаться пресловутый миф о «непобедимости» немецко-фашистского вермахта.

После окончания приграничных сражений командование группы армий «Север» стремилось прежде всего развить наступление через Вислу, Нарев и Буг, чтобы не допустить стабилизации польского фронта.

В штабе группы теперь опасались, что польские войска, отошедшие за Вислу и Нарев, смогут уйти из-под германских ударов дальше на восток. Поэтому командующий группой 8 сентября приказал соединениям быстрее преследовать поляков с фронта и одновременно постараться отрезать им путь отхода. 4-я армия должна была «наступать на отходящего противника, чтобы его задержать», 3-я армия — захватить переправы через Буг и в дальнейшем двигаться к югу, на линию Миньск-Мазовецки — Седлец, чтобы преградить противнику путь отступления. 19-й моторизованный корпус, переброшенный на левый фланг 3-й армии, оставался в руках командующего группой и должен был теперь наступать на Седлец и восточнее²⁴.

Итак, созревало новое решение. Его смысл заключался в том, что группа армий «Север» направляет все больше сил на свой левый фланг для глубокого охватывающего удара через Восточную Польшу. По мере получения сведений о германских успехах на других участках здесь планируется все более решительный и глубокий удар 19-м моторизованным корпусом. Штабу этого корпуса были подчинены 10-я танковая, 20-я моторизованная дивизии и бригады «Летцен», а сам корпус вошел в подчинение непосредственно группе армий²⁵.

Наступление продолжало развиваться. 3-я армия перешла своим 1-м армейским корпусом Нарев у Пултуска, но 8 сентября части корпуса залегли на Буге под Вышкувом, встреченные огнем 1-й и 41-й польских дивизий. Восточнее корпус Водрига выдвинулся от Рожан к переправам через Буг у Брока. Здесь ему пришлось преодолевать мужественное сопротивление правофланговых частей польской 41-й пехотной дивизии. Лишь с большим трудом на южный берег переправилась кавалерийская бригада, которая, однако, развить успеха не смогла. Генерал Гудериан, вопреки требованию группы армий двигаться строго на юг, стремился развивать наступление к юго-востоку, в направлении Бреста. После ряда боев, особенно с контратакующей польской кавалерийской бригадой «Сувалки» и на переправах у Визны, а также после многих недоразумений, вызванных плохой организацией форсирования, подвижная группа, возглавляемая Гудерианом, в конце концов переправилась через Нарев и двинулась главными силами вдоль восточного берега Буга, встречая лишь разрозненное сопротивление польских отрядов. Она теперь глубоко охватывала с востока польские группировки, продолжавшие сражаться на Буге и Нареве. Тем временем пехотные соединения 3-й армии, с трудом перейдя через Буг у переправы Брок, наступали с северо-востока к Варшаве. Одновременно они осуществляли глубокий обход всего варшавского района двумя пехотными дивизиями и танковым соединением «Восточная Пруссия» через Седлец на Демблин. С северо-запада к Варшаве приближались войска 4-й армии.

На южном участке фронта события развивались все более стремительно.

В штабе группы «Юг» 6—7 сентября складывалось впечатление, что польские войска западнее Вислы уже полностью лишены свободы маневра и отказываются от борьбы. Поэтому на 7 сентября все корпуса получают задачу преследовать поляков с наибольшим маршевым напряжением. Выполняя этот приказ, 14-я армия широким фронтом двинулась к Сану. Командование группы армий сосредоточивает все больше усилий на южном фланге, имея в виду быстрым преследованием воспрепятствовать созданию нового польского фронта на Сане и одновременно облегчить 8-й и 10-й армиям трудную переправу через Вислу, которую им предстояло совершить в ближайшие дни. 14-я армия рассредоточивала усилия веерообразно, не создавая нигде ясно выраженной группировки. Более компактно продвигалась 10-я армия, имевшая теперь задачу прорваться своими тремя «группами преследования» к Висле на участке Пулавы — Гура Кальвария. Уже 6—7 сентября воздушная разведка донесла о сосредоточении значительных польских сил южнее Радома и севернее Илжи. Это были отошедшие части армии «Прусы» и армии «Люблин». На основе данных разведки задачи подвижных войск были уточнены. Цель состояла в том, чтобы скорее выйти к переправам через Вислу и занять пути отхода вновь обнаруженной польской группировки, одновременно глубоко охватив ее с флангов.

Осуществляя этот план, 15-й моторизованный корпус после тяжелых боев обошел с востока лесной район Илжи и 9 сентября установил связь восточнее Радома с частями 14-го моторизованного корпуса, наступавшими на Демблин. Подошедшие правофланговые соединения 10-й армии концентрическими ударами окружили польскую группировку между Радомом и Илжей.

Тем временем немецкий 16-й моторизованный корпус, наступавший севернее Пилицы, свободно продвигался к северо-востоку. Так как перед 4-й танковой дивизией не было противника и открывалось свободное шоссе на Варшаву, ей была поставлена задача ворваться в польскую столицу и овладеть мостами через Вислу. Темп марша нарастал. 1-я и 4-я танковые дивизии теперь двигались, не встречая сопротивления. Вскоре они оторвались от общего фронта до 70 км. 1-я танковая дивизия захватила мосты у Гура Кальвария. 4-я танковая дивизия, достигнув 8 сентября Варшавы, встретила на ее окраинах упорное сопротивление и остановилась. Все попытки преодолеть польскую оборону оказались безрезультатными.

Теперь германские войска вышли к Висле уже на ряде участков. Они перешагнули линию Буг — Нарев и выдвинулись к Сану. Но все же значительные силы польской армии ушли из-под удара.

3

Крупнейшим из сражений в центральной части Польши была битва над Бзурой, которая произошла западнее Варшавы в период с 9 по 18 сентября между польской армией «Познань», частью сил армии «Поморже» с одной стороны и соединениями немецких 8-й и 10-й армий — с другой.

Участок, на котором развернулась битва, ограничен с севера рекой Висла, с юга — ее притоком Бзура, с запада и востока — городами Кутно и Сохачевом. В этот район и далее к Варшаве отходили из-под угрозы немецких фланговых охватов еще не вступившие в сражения войска армии «Познань». Тот факт, что армия более недели отступала, не вынув меча из ножен, когда враг уже глубоко проник на территорию Польши, составлял основу принятого вскоре командующим армией генералом Кутшебой решения не просто двигаться к Варшаве, избегая противника, а прежде нанести удар по немецкой 8-й армии. План этого удара складывался вопреки выводам, которые подсказывало неблагоприятное соотношение сил, вопреки прямому запрету Рыдз-Смиглы. Моральный момент чувство горечи за тяжелые неудачи и потери армии, внутренний протест против отхода без того, чтобы испытать военное счастье, желание ответить врагу ударом на удар — играл здесь, по-видимому, значительно большую роль, чем оперативные соображения и строгие штабные расчеты.

Переходу в наступление армии «Познань» способствовала обстановка в районе Бзуры. Она сложилась в связи с просчетом немецкого командования, предполагавшего, что польская армия полностью и повсеместно разбита и больше не сможет угрожать активными контрмерами.

Немецко-фашистская 8-я армия после окончания приграничных сражений получила задачу преследовать поляков «с наивысшим маршевым напряжением» и прорваться на Лович, имея главную группировку между Лодзью и Бзурой. Поскольку армия не имела на севере соседа, то при этом «беге к Ловичу» неизбежно открывался северный ее фланг, которому угрожала отходившая в то же самое время на восток, но севернее, польская армия «Познань» с присоединившимися к ней частями армии «Поморже».

Генералы Рундштедт и его начальник штаба Манштейн допустили крупную ошибку. Они считали, что эта польская группировка, о появлении которой уже 7 сентября сообщала авиация, отходит на Варшаву и в бой ввязываться не будет и что река Бзура — достаточное прикрытие северного фланга 8-й армии. Ошибочности подобной оценки обстановки не может не признать даже Форман. «Приказ свидетельствует, — пишет он, — что Браухич также рассчитывал только на отход поляков в направлении Варшавы, но никоим образом не на сильное наступление против северного фланга 8-й армии»²⁶. Германские высшие штабы недооценили поляков, поставили 8-ю армию под сильный фланговый удар армии «Познань» и вызвали кризис, чуть не стоивший немцам провала всей операции под Варшавой.

Польские командиры на этом участке фронта руководствовались иными соображениями, чем те, которые им приписывали немцы.

Инициатор битвы над Бзурой командующий армией «Познань» генерал Кутшеба пишет в своих мемуарах: «...мне казалось правильным действовать возможно дольше впереди усиленной линии озер (то есть впереди главной линии обороны. — Д.П.)... В свободном предполье, имея резервы, я мог наносить частные удары или вести подвижную оборону, выигрывая время... Поэтому с тяжелым сердцем я видел наш отход без боев»²⁷.

Замысел командующего армией «Познань» от 7 сентября преследовал, по его словам, ограниченную цель: частью сил армии нанести удар из района Кутно на Стрыков, разбить северную фланговую группировку 8-й немецко-фашистской армии и тем обеспечить дальнейший отход армий «Познань» и «Поморже» на Варшаву²⁸.

Для нанесения удара генерал Кутшеба создал оперативную группу под командованием генерала Кноля в составе трех пехотных дивизий (25, 17 и 14-я) и тяжелого артиллерийского полка²⁹. 8 сентября группа развернулась на северном берегу Бзуры между Ленчицей и Пионтеком на фронте 24 км.

Группа Кноля перешла в наступление темной ночью 10 сентября, когда германская авиация не могла прижать ее к земле. Неожиданный удар отбросил гитлеровцев на несколько километров к югу от Бзуры. В завязавшихся упорных боях польские войска сражались героически, особенно под Ленчицей, Пионтеком, Унеювом и Гелестынувом³⁰. День победы под Гелестынувом справедливо был назван великим днем 17-й польской дивизии, разгромившей здесь части 17-й немецкой пехотной дивизии. В последующих боях 10 и 11 сентября была наголову разбита и 30-я немецко-фашистская пехотная дивизия. Группа Кноля захватила 1500 пленных, в том числе командира полка, более 30 орудий³¹. Прикрытия северного фланга 8-й армии теперь было ликвидировано, и польская группировка могла наступать далее к югу, прямо в тыл немцам, двигавшимся на Варшаву.

Все это, происшедшее за какие-нибудь сутки, было для немцев ударом грома среди ясного неба. Все перепуталось на центральном участке фронта. Германское командование стало снимать войска где только возможно и перебрасывать их к северу от Лодзи, чтобы предотвратить катастрофу. Первоначально сюда прибыли три пехотные дивизии из 8-й и 10-й армий, а вскоре были стянуты 16 немецких дивизий — значительная часть сил группы армий «Юг». Столь паническая реакция германских командиров свидетельствовала о том, насколько, в сущности, непрочными считали они в те дни свои успехи. Армия «Познань» втянулась в тяжелое сражение. Задача отхода на Варшаву сама собой отодвинулась на второй план.

Тем временем, в связи с продвижением 3-й немецкой армии в Восточной Польше и созданием ею угрозы глубокого обхода всей северной группировки польских войск, главное польское командование 10 сентября решило отвести возможно больше сил в Юго-Восточную Польшу и создать несколько новых группировок. Решение главкома гласило: «Группа армий Соснковского должна удержать восточную Малую Польшу и границу с Румынией. Армия Пискора должна обороняться по Висле от Сандомира до устья Вепша. Направление возможного отхода — на Томашув-Любельский. Отход с линии Висла — Вепш — отдельным приказом.

Мое желание — чтобы армия на этой линии выдержала до тех пор, пока не пробьется через Радом на Красник группа Кутшебы».

На основе этого указания армии «Познань» в ходе битвы над Бзурой была поставлена новая задача — вместо отхода на Варшаву отступать к Радому и Краснику. Так как шифр попал в руки немцев, Генеральный штаб передал приказ об изменении направления отхода в штаб армии «Познань» открытым текстом в виде «жаргонной» телеграммы³². Но 11 сентября главное командование вновь отменило свое решение и снова приказало двигаться на Варшаву.

Битва над Бзурой приближалась к кульминационному пункту, когда 11—12 сентября в район сражений стали прибывать части армии «Поморже», отступавшие из-под Быдгоща. Появились некоторые перспективы, но все зависело от того, насколько удастся организовать дальнейшие бои. Командующие армиями «Познань» и «Поморже» не смогли договориться о совместных действиях, о разделении командования и взаимной подчиненности.

В неувязках и колебаниях поляки потеряли трое суток (11—13 сентября). За это время танковые части немецкой 10-й армии, отброшенные 8 и 9 сентября от Варшавы, были повернуты фронтом на запад. 13 сентября при поддержке до 200 самолетов они перешли в наступление против армий «Познань» и «Поморже», нанося удар теперь уже с востока от Варшавы и отрезав польским войскам пути отхода. Отвергая неоднократные требования врага о сдаче, польские воины вновь и вновь шли в атаку с надеждой прорваться из кольца. Однако численное и техническое превосходство немцев было подавляющим. Их самолеты непрерывно бомбили и обстреливали на бреющем полете польские позиции и районы сосредоточения войск. Пылали леса и деревни. Мужество польских солдат в бою поражало немцев, приводило их в замешательство. Польская кавалерия, вооруженная пиками и саблями, неоднократно бросалась в отчаянные атаки, а пехота с песнями шла вперед и попадала под удары артиллерии и авиации. 8-я армия, неся тяжелейшие потери, шаг за шагом пятилась к югу. Немецко-фашистское командование было вынуждено срочно перебросить из-под Радома в район Кутно дополнительно 15-й моторизованный корпус и другие части. Польская группировка пробилась в Кампиносские леса восточнее Варшавы, но здесь была полностью окружена и расчленена. Лишь незначительная ее часть прорвалась в Варшаву и Модлин. К 18 сентября немцы захватили около 100 тыс. пленных.

Исход сражения над Бзурой, которым и поныне гордятся германские милитаристы, был следствием прежде всего их огромного перевеса в силах. Малая подвижность польской армии, отсутствие воздушного прикрытия, плохая связь, незнание командирами общей обстановки довершили дело. Гитлеровцы окружали польскую группировку танковыми и механизированными соединениями, которых поляки не имели. Они бомбили ее авиацией, которой у поляков здесь не было.

Поляки, сражавшиеся на Бзуре, надолго сковали ударные силы немецко-фашистской армии, отвлекли на себя часть гитлеровских соединений от Варшавы, облегчили общее положение польских войск на южном фланге и нанесли вермахту урон общей численностью в несколько десятков тысяч человек. Немецкий успех на берегах Бзуры был куплен немалой ценой. У буржуазной историографии нет оснований превозносить битву над Бзурой как «величайшее достижение военного искусства»³³.

После битвы над Бзурой центральное направление обнажилось. Сопротивление польских вооруженных сил западнее Вислы было сломлено. Немецкие войска в ряде мест переправились через Вислу. Основная часть территории Западной Польши до Вислы и Сана с ее крупными военно-экономическими центрами и хорошо развитой системой коммуникаций оказалась потерянной.

Под торжественно-траурные католические гимны, которые непрестанно передавало радио Варшавы, погибало польское буржуазно-помещичье государство.

4

Несмотря на тяжелые удары, обрушившиеся на армию, созданную режимом Пилсудского — Рыдз-Смиглы, ее воины на многих участках сражались храбро, вдохновляемые идеями защиты национальной свободы и независимости. Среди ярких эпизодов мужественной борьбы польских войск против захватчиков особенно выделяется упорная оборона Хеля и предместья Данцига Вестерплатте.

«Вестерплатте еще борется» — эти слова, многократно передаваемые польским радио, воодушевляли польских солдат на борьбу.

Стойкая оборона Вестерплатте вписала героическую страницу в военную историю польского народа.

Однако наиболее ярким событием германо-польской войны была оборона Варшавы.

В условиях столкновения двух государств с реакционными общественными и государственными системами оборона Варшавы особенно наглядно свидетельствовала о том, что польские патриоты вели национально-освободительную борьбу, защищая не прогнивший общественный строй, а свою свободу и право на самостоятельное национальное существование.

Борьба за польскую столицу продолжалась с 8 по 28 сентября³⁴.

Приказ на организацию обороны Варшавы был отдан военным министром сразу же после начала войны, 3 сентября в связи с наметившимся немецким прорывом из «ченстоховской бреши». В письменных указаниях командования говорилось, что угроза прорыва немецких танков создает необходимость организовать оборону Варшавы с юга, подготовить оборону мостов и одновременно принять меры к их уничтожению в случае необходимости³⁵. На Средней Висле создавалось два участка обороны: северный — от Модлина до Демблина, южный далее до Сандомира. Оборона Варшавы готовилась в рамках северного участка, который по приказу главкома возглавил бывший главный комендант пограничных войск генерал Чума. Ему подчинялись пять батальонов с артиллерией.

Прорыв немцев на Варте под Серадзом 5 сентября привел польское главное командование к мысли, что угроза столице возникает не с юга, а главным образом, с юго-запада. Следовало немедленно усилить гарнизон, что можно было сделать только за счет войск, отходивших с запада. Поэтому на следующий день генерал Стахевич потребовал от армий «Познань» и «Поморже» направить часть сил к столице и одновременно приказал Чуме «оборонять варшавские мосты до прибытия генералов Кутшебы и Бортновского»³⁶. Гарнизон Варшавы усиливался еще в общей сложности шестью батальонами с артиллерией³⁷. Этих сил едва хватало даже для организации обороны города западнее Вислы. Но угроза быстро надвигалась и с востока. Следовало думать об организации обороны восточного предместья Варшавы — Праги. По приказу Чумы было сформировано еще три пехотных полка для обороны восточных районов города³⁸. Так постепенно польская столица превращалась в изолированный бастион, к которому со всех сторон подступали вражеские дивизии.

В эти тревожные дни оборону Варшавы возглавил президент города Стефан Старжинский, показавший себя в трудной обстановке стойким и честным патриотом, энергичным руководителем. 5 сентября Старжинский приступил к организации так называемой гражданской обороны. Он поручил возглавить ее магистру Я. Регульскому, ставшему главным комендантом города.

В обращении Старжинского и Регульского к населению Варшавы 6 сентября разъяснялись функции гражданской обороны, содержался призыв к патриотизму и дисциплине. Под руководством Старжинского была проделана очень большая работа по организации населения для борьбы, поддержанию его духа, снабжению, эвакуации, созданию боевых групп, пожарных и санитарных команд и т. д.³⁹

Численность гарнизона столицы постепенно возрастала за счет войск, прибывавших в город из западных районов страны. Однако вплоть до окончания военных действий регулярных частей в Варшаве оставалось очень мало. Так, по данным на 17 сентября, численность гарнизона составляла: людей — 17 825, лошадей — 3670, винтовок — 10 475, пулеметов — 475, противотанковых пушек 34, пушек 75-мм и 105-мм — 30. В Варшаве и ее восточном предместье — Праге имелось только 36 зенитных орудий.

Организация обороны города была с военной точки зрения вполне целесообразной. Территория разделялась на два участка обороны — западный и восточный. Первый включал собственно город, расположенный на западном берегу Вислы; второй — предместье Варшавы — Прагу на восточном берегу реки. Западный участок состоял из трех подучастков, каждый из которых имел два три батальонных района, носивших названия обороняемых ими городских районов («Воля», «Охота», «Мокотов»). Кроме того, имелись отдельные группы: обеспечения мостов, охраны Вислы, охраны цитадели.

Для прикрытия с воздуха варшавского оборонительного района польское главное командование назначило авиационную бригаду, имевшую 53 самолета⁴⁰. Артиллерия ПВО действовала в районе столицы до 5 сентября, а потом часть ее была переброшена в Брест для прикрытия нового командного пункта Рыдз-Смиглы⁴¹.

Казалось бы, ввиду слабости регулярных войск Варшавы оборона столицы не имела надежд на успех в борьбе против сильного противника. Тем не менее она продолжалась успешно 20 суток, сковала крупную группировку гитлеровских вооруженных сил, сорвала немецкие оперативные планы.

Необычайная для тех условий стойкость обороны Варшавы объяснялась участием в ней трудящихся масс, прежде всего героического варшавского пролетариата. Активная борьба народа — рабочих, солдат, трудовой интеллигенции — придала обороне столицы характер национально-освободительной борьбы. В первых рядах защитников Варшавы выступали польские коммунисты и представители левых социалистов. Вырываясь из тюрем, брошенных охраной, коммунисты вступали в отряды добровольцев и личным примером увлекали трудящихся Варшавы на самоотверженную борьбу. По призыву Старжинского тысячи варшавян пошли на строительство баррикад и противотанковых заграждений. Были созданы отряды Красного Креста, пункты первой помощи, пожарные и санитарные отряды. Организовался столичный комитет общественной взаимопомощи. 5 сентября на совместной конференции руководства ППС и командования обороны Варшавы принимается важное решение о создании рабочих батальонов обороны Варшавы, которые предназначались главным образом для саперных работ. Первоначально было сформировано шесть рот⁴². Рабочие батальоны впоследствии сыграли выдающуюся роль в ходе борьбы за Варшаву. Из них создавались боевые, строительные, диверсионные группы, которые выполняли наиболее сложные и опасные задания: проводили ночные нападения на вражеские отряды в окрестностях города, на штабы, бронемашины, танки и т. п. В одном из таких батальонов сражался Владислав Гомулка.

Рабочие батальоны стали одной из форм проявления активности варшавского пролетариата в борьбе за столицу. Они пополнялись главным образом за счет добровольцев. 12 сентября рабочие формирования получили название добровольческой рабочей бригады. В ее рядах насчитывалось 22 роты, всего около 6 тыс. человек.

Энтузиазм трудящихся был велик.

Когда Старжинский потребовал 600 человек, обреченных заранее на почти верную смерть, чтобы атаковать германские танки, на зов явилось больше 6000 добровольцев, из которых 3000 вышли из тюрем, оставшихся без охраны, так как вся тюремная стража и полиция были отосланы на переднюю линию. Народ возводил баррикады, выворачивая камни из мостовых, опрокидывая трамваи и автомобили, спиливая деревья бульваров и парков, нагромождая на улицах матрасы, мебель и всякого рода хозяйственную утварь. В каждом квартале образовался свой добровольческий отряд. Когда не хватало оружия, шли в ход топоры плотников, резцы и долота каменщиков, инструменты механиков, автомобильные рессоры, все попадавшиеся под руку железные брусья, даже ножи мясников и кухонные ножи, насаженные на палки от метелок. Образовались отряды вооруженных женщин и женщин-санитарок. Во всех госпиталях открыты были ускоренные курсы медицинских сестер. Появились военные мастерские, в которых женщины приготовляли корпию и бинты. Школьники средних школ образовали отряды курьеров и «национальные батальоны «, на которые возлагалась обязанность подносить боеприпасы на первую линию.

На совещании у командующего армией «Варшава» 15 сентября было заявлено, что глава города может доставить любое количество добровольцев. Для их вооружения забрали оружие у нестроевых частей, раненых; часть волонтеров удалось вооружить.

Оборона Варшавы сплотила патриотов из всех классов и партий, объединила лучших сынов народа в общей борьбе против захватчиков.

Только благодаря широкому участию населения столицы, и прежде всего рабочих, удалось в короткий срок подготовить Варшаву к обороне, превратить ее в сильный укрепленный район. Днем и ночью работали трудящиеся в предместьях, на улицах и площадях города, возводя оборонительные сооружения.

Уже в первые дни войны над Варшавой завязались воздушные бои. Польская авиационная бригада смело вступала в схватки с превосходящими силами немецкой авиации. Она несла потери, но причиняла ущерб и врагу. Так, 3 сентября польские летчики сбили два немецких самолета и один посадили, 5-го — 9 самолетов, а 6-го — 15⁴³. Однако этим ее успехи ограничились. 6 сентября, в связи с бегством Рыдз-Смиглы в Брест, бригада была снята с обороны Варшавы и переброшена к Бресту. Главком оставил защитников и жителей столицы без воздушного прикрытия.

Бои за Варшаву начались 8 сентября. Перед вечером 4-я танковая дивизия 10-й немецкой армии, наступавшая через Пиотркув, своим передовым отрядом ворвалась с юго-востока в город. Танки двинулись по Груецкому шоссе и атаковали оборонительный район «Охота» Здесь они неожиданно встретили активное сопротивление. Очень скоро четыре танка оказались подбитыми. Два из них уничтожили отряды добровольцев. На следующий день в 7 часов 45 минут 4-я танковая дивизия вновь атаковала 30 танками при поддержке артиллерии тот же район польской обороны. Несколько танков, которым удалось проникнуть на улицу предместья, попали в ловушки, вырытые жителями города накануне. Облитые бензином, они были сожжены вместе с экипажами. Два германских легких танка ворвались в город со стороны Повонски и подверглись нападению вышедшей из домов толпы. Очевидцы свидетельствуют, что, несмотря на яростный огонь, который вели экипажи из пулеметов, танки были буквально погребены под массой напавших на них горожан, разбиты разъяренным народом, а сидевшие в них люди убиты ударами ножей и дубин. Патриотический подъем трудящихся Варшавы нарастал. Помыслы каждого были только о борьбе с врагом. Каждый предлагал свои услуги на любом участке⁴⁴. Еще две немецкие танковые атаки 9 сентября и попытки прорваться в город 10-го и в ночь на 11-е закончились для немцев столь же плачевно.

Это был явный провал, еще одна крупная неожиданность для немецко-фашистского военного командования, которое до этого ни на минуту не сомневалось в быстром падении польской столицы. Уверенность была настолько полной, что генерал Рейхенау, получив первые доклады о боях 4-й танковой дивизии под стенами польской столицы, в приказе, отданном 9 сентября, сообщил: «4-я танковая дивизия в соответствии с приказом очистила западную часть Варшавы (подчеркнуто нами. — Д.П.), которая планомерно обстреливается сильной польской артиллерией всех калибров с восточного берега Вислы»⁴⁵. Генерал не мог и думать, что поляки задержат его танки и что эти танки не выполнят его личного распоряжения — взять польскую столицу. Сообщение о захвате Варшавы сразу же передало по радио и ОКВ. Впоследствии командир немецкой 4-й танковой дивизии Рейнгардт вспоминал о разочаровании, постигшем немецкое командование в связи с неудачей под Варшавой⁴⁶. Рассказывая о стремительном прорыве своей дивизии, он не мог не похвалиться, что, как он замечал, «в глазах у всех светила радость», так как вот сейчас, на восьмой день войны, дивизия вступит в столицу врага. Но вышло иначе, признает Рейнгардт: на окраинах танки были встречены сильным огнем, баррикадами, орудиями ПТО, которые «закрыли дорогу головным танкам». Дивизия остановилась. «В этих условиях, — продолжает Рейнгардт, — нельзя было и думать о прорыве в город...»

Ощутив прочность обороны города, командующий группой армий «Юг» отказался от дальнейших попыток взять Варшаву с ходу. Танковые соединения 10-й армии пришлось сменить пехотой. Осада Варшавы поручалась 8-й армии. Предстояло разрабатывать новые планы борьбы против польской столицы.

Защитники столицы были непоколебимы в своем намерении сражаться. 8 сентября польское главное командование отдало приказ о создании армии «Варшава», во главе которой был поставлен генерал Руммель — в недавнем прошлом командующий армией «Лодзь»⁴⁷. По решению главного командования от 10 сентября Варшава становилась особым самостоятельным районом обороны. Это и понятно, так как в результате продвижения немецко-фашистской 3-й армии через Нарев и Буг к югу и выхода ее частей на восточные окраины столицы 13 и 14 сентября кольцо окружения вокруг Варшавы замкнулось с востока. Отныне гарнизон мог рассчитывать только на свои силы и ресурсы.

Оборона крепла. Она становилась все активнее. Диверсионные вылазки польских добровольцев приносили успехи. Как только 9 сентября городское радио передало указ о наборе в рабочие батальоны, к пунктам вербовки двинулись добровольцы. Только за первый день их пришло более тысячи. Быстро сформированные роты и взводы направлялись к переднему краю обороны для строительства противотанковых заграждений. 12 сентября варшавская добровольческая рабочая бригада насчитывала уже около 4 тыс. человек. Успешные вылазки добровольческих отрядов натолкнули на мысль усилить добровольцами из рабочих батальонов войсковые части переднего края. С 13 сентября этот план проводится в жизнь. Если Варшавская добровольческая рабочая бригада насчитывала в конечном счете примерно 5 тыс. человек, распределенных в 22 роты, то из них тысяча человек несла службу в первой линии⁴⁸. Это были главным образом представители варшавского пролетариата и рабочие других городов, школьники, студенческая молодежь, ремесленники. Среди добровольцев имелись группы польских коммунистов.

В период битвы над Бзурой активность немецкой артиллерии и авиации против Варшавы ослабла. Битва на время облегчила положение варшавян. Но после 17 сентября удары с воздуха и земли возобновились. Только в течение этого дня по городу было выпущено более 5 тыс. снарядов. Районы Старого Мяста и Дворцовой площади подверглись ожесточенной бомбардировке. В последующие дни огневые удары наносились по новым и новым районам столицы. Прекратилась подача воды и газа. Тушить пожары становилось все труднее. Однако сопротивление и энтузиазм защитников Варшавы не ослабевали. Гитлеровское командование пришло к выводу, что сломить оборону польской столицы можно лишь путем подавления ее массой войск, техники, сильнейшими авиационными ударами. В середине сентября ОКХ и штаб военно-воздушных сил приступают к подготовке генерального штурма.

Еще 12 сентября Гитлер, прибывший в район Варшавы, на совещании с Герингом и Кейтелем потребовал подвергнуть город беспощадной авиационной бомбардировке и артиллерийскому обстрелу. Одновременно гитлеровское командование пытается подорвать оборону польской столицы изнутри. На город были сброшены листовки, в которых гитлеровское командование обвиняло население Варшавы, что оно «ведет войну франтиреров» и тем... нарушает международное право. Поистине верх кощунства! Город приказывалось сдать в течение 12 часов без боя. Если же это требование не будет выполнено, то гражданское население получало 12 часов на то, чтобы уйти из города по шоссе на Седлец и на Гарволин. По прошествии этого времени, заканчивалось обращение, «весь район Варшавы станет военной областью со всеми вытекающими последствиями»⁴⁹.

Это обращение полностью выдавало гитлеровцев, так как свидетельствовало о признании ими народного характера польского сопротивления, внушавшего особый страх. Прикрываясь личиной гуманности, они стремились вывести из города гражданское население, составлявшее, как они поняли, главную силу варшавской обороны. Но добиться этого им не удалось. Варшава не сдалась. Сопротивление продолжалось.

19 сентября командующий 8-й армией отдал приказ о подготовке генерального штурма, который предполагалось завершить к 25 сентября. В ночь на 22 сентября немцы приступили к артиллерийской и авиационной подготовке окончательного штурма. Шквал снарядов и бомб обрушился на Жолибож, Марымонт, Старое Място. Уже через два дня оказались полностью выведенными из строя электростанции и телефонная сеть, замолкло радио. Город погрузился во мрак. Следующий день был для варшавян наиболее трудным — авиационные и артиллерийские удары достигли наивысшей силы. Волна за волной налетали немецкие бомбардировщики на жилые кварталы; не встречая почти никакого противодействия, они методически разрушали город. Сотни людей, засыпанных обломками, взывали о помощи. Госпитали, больницы были переполнены ранеными. Убитых хоронили в городских скверах, на огородах. Отсутствие воды делало невозможной борьбу с пожарами. Варшава представляла собой море пламени⁵⁰.

Общий штурм начался 27 сентября. Удар на западном участке обороны был отбит подразделениями 40-го и 41-го польских пехотных полков. Разгорелись бои также на других участках обороны. Наиболее ожесточенный характер они приняли в Черняхове и Жолибоже. Многочисленные атаки немцев защитники города отбили с большими потерями для наступающих.

Один из очевидцев боя писал, что, судя по настроению жителей, они расправились бы самосудом с властями, если бы последние высказали желание капитулировать. Каждый, кто покидал свой дом, не был уверен, что вернется живым, так же как, возвращаясь домой, нельзя было предвидеть, найдешь ли его уцелевшим. Но у варшавян не было сомнений в необходимости продолжать борьбу. Защита столицы стала делом национальной чести. Люди все еще не теряли надежды на помощь Англии и Франции, они еще не примирились с мыслью, что Польше изменили и в Лондоне, и в Париже. Всякий раз, когда жители города замечали вдали на горизонте стаю самолетов, они думали, что это английские бомбардировщики, но это шли немецкие эскадрильи бомбардировщиков или разведывательные самолеты.

Польское руководство пришло к выводу, что возможности обороны исчерпаны. Оно считало, что общая обстановка безнадежна и нужно прекратить сопротивление, что материальные потери невосполнимы, дезорганизация непоправима.

В 13 часов 15 минут 28 сентября был подписан акт о капитуляции Варшавы. Большая часть войск и жителей столицы не поддерживала решение властей о прекращении борьбы и о сдаче города. Некоторые офицеры кончали жизнь самоубийством, не желая сдаваться. Солдаты и целые подразделения игнорировали приказ о сдаче оружия на специальные пункты. Они закапывали или уничтожали свое вооружение, чтобы оно не досталось врагу.

Немецкий генеральный штурм не повлек за собой прорыва всей польской обороны, на что рассчитывало гитлеровское командование.

В ходе обороны Варшавы, согласно польским данным, погибло около 2 тыс. польских офицеров и солдат, в госпиталях в день капитуляции находилось около 16 тыс. раненых. Среди гражданского населения около 10 тыс. человек были убиты, много десятков тысяч — ранены. В плен попали 5031 офицер, 97 425 унтер-офицеров и рядовых⁵¹. До 20% зданий города оказались разрушенными, в том числе национальная святыня — Королевский замок, множество памятников искусства, библиотек, музеев.

В последние дни сентября гарнизон Варшавы покидал город, а утром 1 октября немецкая 10-я пехотная дивизия, командир которой генерал Кохенгаузен стал комендантом города, вступила на улицы. Ее встретила молчащая полуразрушенная Варшава. Открывался новый акт трагедии, новый этап борьбы польской столицы.

Обстановка на всех фронтах в середине сентября была для польской армии исключительно тяжелой. Единственное решение, которое считало возможным принять в этих условиях польское главнокомандование, заключалось в том, чтобы сосредоточить как можно больше сил в юго-восточных районах страны, вблизи границы союзной, хотя и не воюющей Румынии, и здесь продолжать сопротивление. Именно в таком духе и была составлена директива Главного штаба от 10 сентября. Новый оборонительный фронт предполагалось создать за счет войск, отходивших за Вислу и Сан в южном и юго-восточном направлениях, а также за счет резервных формирований. С севера сосредоточение войск должны были прикрывать части армии «Люблин».

Приказ от 10 сентября был последним общим распоряжением польского главнокомандования. Вслед за тем оно покинуло Брест и двинулось в направлении румынской территории, потеряв на несколько дней всякое управление войсками. Очень скоро обнаружилось, что выполнить новое решение не представляется возможным. В тылу польских южных армий под Львовом появилась немецкая горная дивизия, шедшая с Дуклинского перевала. Танки Клейста двигались через Средний Сан к Бугу. Польское верховное командование уже не могло управлять действиями вооруженных сил. Директиву от 10 сентября не удалось своевременно довести до всех штабов. Соединения действовали на свой страх и риск, не зная, что происходит на других участках фронта.

Польской армии как организованного целого начиная со второй половины сентября не существовало. Гитлеровские дивизии широким фронтом катились к границам Советского Союза, и кто мог поручиться, что этот вал затормозит свой бег у советских рубежей? Запад затаил дыхание. Желаемое могло стать явью.

Но 17 сентября по приказу Советского правительства войска Красной Армии перешли границу распавшегося польского государства и начали Освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину. Этот решительный акт сразу внес полную ясность и в события, и в перспективы.

Цель похода состояла, как известно, прежде всего в том, чтобы выйти на западные границы Западной Украины и Западной Белоруссии и взять под свою защиту жизнь и имущество местного населения, стремившегося к воссоединению с советскими республиками.

Поход на Запад был необходим и для того, чтобы не позволить Гитлеру в несколько ближайших дней подвести свои ударные силы к границе Советского Союза. Советское правительство было уверено в неизбежности в недалеком будущем германской агрессии против нашей страны. Поэтому стремление уменьшить стратегический плацдарм потенциального врага, отдалить исходный рубеж его будущего развертывания, остановить его марш к советским рубежам было вполне обоснованным и абсолютно необходимым с военной и политической точек зрения, особенно если рассматривать это событие в масштабах Второй Мировой войны в целом. «Польша — плацдарм Германии для будущего», — заявил Гитлер сразу же после окончания польского похода⁵². Под «будущим», конечно, подразумевалось нападение на СССР.

Освободительный поход Красной Армии оказался в значительной мере неожиданным для всего германского командования и высших штабов, убежденных, что в результате разгрома польской армии вермахт быстро и свободно выйдет на советскую границу. Именно в этом направлении в середине и второй половине сентября разрабатывались некоторые планы. Если бы этим планам суждено было осуществиться, то удар 22 июня 1941 г. последовал бы с рубежа, расположенного на сотни километров ближе к жизненным центрам Советского Союза, чем это произошло на самом деле.

Проследим по приказам гитлеровского командования, как после форсирования немецкими войсками Буга и Сана оно старалось поскорее продвинуть свои дивизии к советской границе. Уже 10 сентября группа Водрига получила задачу на следующий день «по меньшей мере достигнуть линии Малишева — Руски»⁵³. 11 сентября начальник штаба группы армий «Север» генерал фон Зальмут отдал приказ войскам занять Осовец и Белосток⁵⁴. Иа следующий день командующий группой армий генерал фон Бок требует от 19-го моторизованного корпуса овладеть Брестом, после чего, согласно его же приказу, группа армий «Север» «собирает на левом фланге группу для удара в восточном направлении» (подчеркнуто нами. — Д.П.)⁵⁵. Кто может сомневаться, что удар группы армий от Бреста на восток — а такой удар мог быть только очень сильным — рассматривался как самое решительное наступление до советской границы, и кто мог быть вполне уверенным, что при удобном случае гитлеровцы не решили бы двинуться и дальше? В тот же день 21-му армейскому корпусу было приказано «наступать через Замбрув в восточном направлении»⁵⁶. 15 сентября Бок распорядился направить соединения левого фланга 3-й армии на Луков, Мендзыжеч (в 250 км от границы СССР), а командующему 4-й армией — организовать наступление к востоку с ближайшей задачей выйти на линию Волковыск — Гродно (150 км от советской границы). 19-му моторизованному корпусу ставилась задача «одной моторизованной и одной танковой дивизиями продвигаться на Влодава, Ковель (170 км от нашей границы). Одна моторизованная дивизия, усиленная танковым подразделением, подчинялась 4-й армии с целью достигнуть через Кобрин, Пружаны линии Барановичи — Слоним»⁵⁷ (50 км от советской границы).

Так обстояло дело на северном участке фронта.

Немецкая группировка, наступавшая на юге, также быстро продвигалась к границе СССР. 17 сентября она достигла тремя пехотными, двумя танковыми и одной легкой пехотной дивизиями Дрогобыча, Львова, Равы-Русской и Владимира-Волынского.

Таким образом, в середине сентября масса германских войск, не имея перед собой организованной линии обороны, широким фронтом вторгалась в Западную Белоруссию и Западную Украину. Нацеленная дальше на восток, она стремительно катилась по направлению к советским рубежам. К 17 сентября 21 немецкая дивизия, из них 4 танковые, 3 моторизованные и легкие и 14 пехотных, находились на удалении 150—250 км от нашей границы. Так как темп продвижения немецких танковых и моторизованных группировок достигал в это время 25—30 км в сутки, то при отсутствии организованного польского сопротивления выход этих войск на советскую границу можно было ожидать через 4—8 суток, то есть к 21—25 сентября⁵⁸.

В таких условиях выступить навстречу победоносному агрессору, чтобы остановить его и заставить отойти назад, — значило спасти в недалеком будущем сотни тысяч людей всех наций, которые окажутся втянутыми в пламя мировой войны, спасти сотни городов, отвоевать для мира сотни дней, на которые сократилась Вторая Мировая война в результате того, что ее решающее событие — Великая Отечественная война — началось в значительно менее выгодных для Гитлера условиях по сравнению с теми, в каких она могла бы начаться, если бы Красная Армия не двинулась навстречу гитлеровским армиям в дни их победы⁵⁹.

Вот приказ:

«Группа армий «Север»
1а № 0355/39
Аллентшайн
20.09.39.
По приказу фюрера германская восточная армия отходит на 2-ю демаркационную линию: Ужокский перевал — Хыров — Перемышль — течение Сана до устья — течение Вислы до устья Нарева — течение Нарева до устья Писсы — до границы рейха — граница рейха далее на восток... Приказы о дальнейшем отходе последуют.
Фон Зальмут»⁶⁰

Это был первый приказ на отступление, отданный командованием гитлеровского вермахта во Второй Мировой войне. Символично, что он был отдан именно в связи с наступлением Красной Армии. Каждый километр ее продвижения на запад был километром на пути к будущей, пока еще очень далекой победе антигитлеровской коалиции; и кто знает, сколько людей в различных странах мира обязаны своей жизнью этим километрам, пройденным на запад Красной Армией в осенние дни 1939 г.?

В конце сентября гитлеровское командование направляло усилия к окружению польской армии в восточных районах страны.

На южном крыле фронта 14-я армия к 11 сентября форсировала Сан. В направлении Владимира-Волынского и Влодавы были высланы подвижные передовые отряды.

В то время как 3-я армия приближалась с северо-востока к Варшаве, 19-й танковый корпус перешел в наступление на Брест. Осуществляя удар по восточному берегу Буга, танковые части Гудериана выдвинулись к Бресту. Передовые отряды были высланы южнее, на Влодаву. Сюда же с юга подходили части 22-го моторизованного корпуса. Обе подвижные группировки 16 сентября соединились у Влодавы.

5

Первый акт мировой войны завершился в необычайно короткий срок. Польша оказалась под жесточайшим гнетом оккупантов. Но сентябрьское поражение не сломило волю польского народа. Борьба польских патриотов за национальное освобождение началась с первых же дней оккупации. Если часть польской крупной буржуазии уже осенью 1939 г. начала сотрудничать с оккупантами, если другая ее часть, ориентируясь на англо-американский империализм, призывала народ к пассивному выжиданию — то рабочий класс Польши уже в первые месяцы оккупации начал действовать как самый передовой и революционный отряд польского общества. Польские коммунисты, возглавляя антигитлеровские выступления рабочих, крестьян и партизанских отрядов, сплачивали патриотические силы и вовлекали в движение все новые группы людей. Слова одного из руководителей польского пролетариата Марцелия Новатко, произнесенные в сентябре 1939 г.: «Война не кончилась, необходимо организовать новые силы против оккупантов для борьбы за демократическую народную Польшу» — достаточно ясно характеризовали цели и настроения рабочего класса Польши в дни, когда гитлеровские захватчики приступали к осуществлению своей программы уничтожения польского государства. Развертывалась героическая борьба польского народа за национальную свободу, продолжавшаяся до его полной победы.

По своему характеру германо-польская война со стороны гитлеровской Германии была логическим продолжением империалистической политики фашизма и носила несправедливый, захватнический характер.

Польский народ вел справедливую, освободительную войну за независимость. Как пишут польские историки, война была не продолжением антинародной политики господствующих классов, а отрицанием этой политики и означала ее банкротство⁶¹. Беспощадная и свирепая агрессия, угроза национального порабощения и прямого подрыва основ существования польской нации и других народов, населяющих Польшу, сделали чрезвычайно сильным освободительный элемент в этой войне. Она стала продолжением освободительных стремлений польского народа, его тенденций борьбы с германской агрессией и насилием, за национальную самостоятельность и свободу. Со стороны польского народа война была справедливой, освободительной и антифашистской. Польский народ действовал вопреки политическим доктринам своих правителей и придал войне ясно выраженную демократическую окраску. Бегство буржуазных политических и военных вождей из страны и фактическое предательство ими национальных интересов в самый трудный для Польши час были выражением преступности обанкротившихся правителей режима санации, ненависти к тому характеру и тем методам ведения войны, которые придавали ей народные массы. Но даже уходя с арены истории в небытие, они и здесь попытались совершить зло: открыть фронт именно там и таким образом, чтобы ускорить столкновение Германии и СССР и хотя бы этим выполнить свою миссию перед силами международной реакции. Но теперь изменить ход событий они уже не могли.

Подлинными патриотами своей Родины показали себя в дни войны польские коммунисты. Владислав Гомулка говорил в 1958 г.: «Великая школа чувства ответственности за судьбу страны обусловила то, что коммунисты в этот тягчайший для себя и для страны период давали изумительные доказательства героизма и политической зрелости»⁶².

Народные массы защищали в Варшаве и на других участках борьбы не прогнившую государственную систему, а национальную свободу и честь. В период обороны Варшавы, Вестерплатте, Модлина на первый план стали выдвигаться польские вековые традиции национально-освободительной войны, неоднократно на протяжении всей богатой и сложной истории польского народа порождавшие высокий моральный подъем. Польскую столицу гитлеровцам взять не удалось именно потому, что ее защищал народ во главе с варшавским пролетариатом.

Однако справедливая война польского народа совершенно не означала, что Вторая Мировая война в целом также приняла справедливый характер, что Англия и Франция также ведут справедливую войну. Правительства этих стран в период гитлеровской агрессии против Польши продолжали свой довоенный политический курс, не скрывая, что наиболее благоприятным для них исходом было бы продолжение после разгрома Польши германского похода дальше на восток и вторжение в Советский Союз. Они вступали в войну для того, чтобы прежде всего не допустить преобладания в Европе сильного империалистического конкурента и сохранить свои мировые позиции, которым стала угрожать гитлеровская Германия. Но правящие круги этих стран до поры до времени предпочитали достигнуть этой цели не борьбой, а сговором с Германией за счет Советского Союза.

Таким образом, является историческим фактом, что в самом начале Второй Мировой войны, в ее рамках как войны пока империалистической, именно польский народ первым начал поднимать знамя национально-освободительной борьбы. Известно, что В.И. Ленин неоднократно подчеркивал возможность и даже неизбежность национальных войн при империализме. В годы Первой Мировой войны он говорил о наличии национального элемента, например, в австро-сербской войне, которая велась в целом в рамках войны империалистической⁶³.

Причины поражения польского буржуазно-помещичьего государства в сентябре 1939 г. многообразны.

Прежде всего это полное превосходство сил агрессора. Гитлеровская военная машина намного превосходила польскую армию в количественном и техническом отношении. Она буквально задавила польскую армию массой своих войск и техники. Ее действия были решительными, значительно более умелыми и беспощадными. Массированная бомбардировка с воздуха столицы европейского государства в целях ее разрушения и уничтожения мирных жителей тогда еще была беспрецедентной.

Другой причиной поражения был отказ польской реакции от сотрудничества с Советским Союзом. Советская армия могла сорвать агрессию, противопоставив немецким 57 дивизиям и 2 тыс. танков 130 дивизий и 5 тыс. танков.

В области внешнеполитической сентябрьскую катастрофу подготовил мюнхенский курс внешней политики правящих кругов Англии, Франции и США с присущими ему тенденциями попустительства агрессору, подталкивания его на Восток. Роковую роль сыграли ошибочные надежды польских руководителей на помощь Англии и Франции. В критический момент правительства этих стран отказались от выполнения договоров и обещаний.

Одной из решающих причин поражения Польши было подчинение ее экономики иностранному капиталу, ее хронический застой.

Сентябрьскую катастрофу подготовила также политика разнузданного террора, подавления демократических свобод, национальной розни, проводимая господствующими кругами внутри страны. Острые классовые, национальные и религиозные противоречия внутри буржуазно-помещичьей Польши перед войной все более и более обострялись. И когда началась война, противоречия выступили наружу с особой силой.

В области военной, помимо отсутствия достаточного количества вооружения и его невысокого качества, важнейшей причиной катастрофы явились устаревшие, отсталые принципы ведения войны, недооценка роли крупных моторизованных соединений и авиации, переоценка значения кавалерии, плохое управление войсками со стороны высших инстанций. Особо пагубную роль сыграла ошибка в стратегическом развертывании армии. Крупные силы держались фронтом на восток, против СССР, тогда как угроза нависала с запада.

Наконец, поражение польской армии было ускорено действиями «пятой колонны».

Германо-польская война с чисто военной точки зрения свидетельствовала о том, что вооруженная борьба принимает иные формы. Практика войны подтвердила, что моторизация вооруженных сил открывает перед военным искусством новые возможности. Танковые и моторизованные соединения, которые применялись здесь в масштабах оперативного искусства, а не тактики, стали решительно менять характер операций, которые сделались более скоротечными, подвижными и маневренными и вместе с тем получили намного больший размах, особенно глубину, чем в любой из прошлых войн.

В ходе кратковременной войны еще не был выработан ясный взгляд по вопросу о том, как можно бороться с прорывами моторизованных корпусов. Казалось, что оборона теперь бессильна против новых средств наступления и что «молниеносная война», впервые проведенная гитлеровским вермахтом, станет неодолимой.

Ход войны показал, что отныне сражение перестает быть линейным. Оно развертывается на обширной площади, причем в активные действия одновременно или почти одновременно включается вся глубина оперативного построения войск. В войне на первый план выдвигается фактор скорости. Время становится более дорогим, чем раньше. Выигрыш в темпах стал обеспечивать успешный исход сражения в целом. Новые скорости предъявили новые требования к управлению войсками. Оказалось, что штабам и командирам необходимо быстрее мыслить и передавать свои мысли подчиненным; потребовались иные темпы реагирования на изменения обстановки.

Зона огневого удара намного возросла, прежде всего за счет оперативного использования авиации, глубина одновременного воздействия которой достигала 400—500 км. Стали меняться представления о фронте и тыле, ибо прорывы танковых колонн и авиационные атаки городов и коммуникаций сделали легко уязвимыми районы глубокого тыла. Начали меняться формы оперативного взаимодействия: «локтевая связь» войск, идущих плечом к плечу, уступала место координации действий разобщенных группировок по одной цели. Многократно возросло значение начального периода войны — действия войск первых стратегических эшелонов, которые продолжались здесь примерно с 1 по 6 сентября. Начальный период оказался решающим для хода войны в целом.

Современные зарубежные, особенно западногерманские, авторы едины в точке зрения, которая им представляется само собой разумеющейся, что наступление германских армий в Польше шло точно по заранее разработанным планам, что польская армия оказалась не в состоянии даже в малейшей степени изменить их.

Но утверждения подобного рода не соответствуют фактам. Польская армия, несмотря на ее катастрофическое положение, закончившееся разгромом, нашла в себе силы, чтобы несколько раз сорвать планы германского командования. Гитлеровцы не смогли выполнить первоначальный план окружения польской армии западнее Вислы. Вместо одной запланированной стратегической операции германское верховное командование было вынуждено провести две — в Западной и Восточной Польше. Каждая группа армий провела также по две операции и, кроме того, по нескольку армейских операций, причем командующие и штабы обеих групп армий были вынуждены неоднократно отказываться от первоначальных планов и на ходу разрабатывать новые. Германская авиация не смогла парализовать мобилизационные перевозки польской армии и уничтожить польскую авиацию в первые дни войны, как об этом в один голос говорят буквально все историки на Западе. «Люфтваффе» не имели для этого достаточных средств. Использование авиации было далеко не всегда умелым, распыление сил авиации представляло собой главный порок в руководстве ею.

Польское сопротивление оказалось реальной силой, и поход гитлеровского вермахта в Польшу, какими бы ослепительными ни казались его внешние успехи, не был простой военной прогулкой.

Начальные события каждой войны поучительны с военной и с исторической точек зрения, ибо связаны с одним из наиболее резких скачков в жизни государства общества, вооруженных сил — с переходом от мира к войне. Польская армия, особенно ее руководство, не были подготовлены к войне нового типа, которую начал агрессор. Но и гитлеровский вермахт, вторгаясь в Польшу, еще не владел в достаточной мере искусством ее ведения. Новые приемы вождения войск не рождались готовыми, а складывались постепенно, по мере накопления практического опыта. Германский генералитет не обладал, особенно в начале войны, каким-то особым искусством вождения войск, как это иногда изображают апологеты гитлеровского вермахта, и далеко не был непогрешим в оперативных вопросах. Начало германо-польской войны еще раз убеждает нас в том, что предвоенные теории, планы, расчеты и реальная практика войны различные вещи. Германские официальные оперативно-тактические доктрины, несмотря на бесспорные их преимущества над оборонительными доктринами Польши и Франции, на кануне войны еще не в полной мере выражали принципиально новый военный метод, как об этом говорят военные писатели Запада. Но в сентябре 1939 г. перед германской армией открылись такие перспективы, противник давал ей так много преимуществ, что хорошо подготовленный и организованный фашистский военный аппарат начал быстро и эффективно приспосабливаться к этой новой обстановке и новым возможностям.

После завершения войны с Польшей точка зрения о ведущей роли крупных танковых и моторизованных соединений завоевала в германской армии большое количество сторонников. Многие стали считать, что теория Гудериана берет верх над устаревшими концепциями Бека, Фрича и им подобных. Однако «танковая доктрина» еще не была полностью и до конца признана всеми. Требовался дополнительный опыт.

Сентябрьские события обнаружили возросшую мощь современной авиации, но накануне войны ее могущество все же переоценивалось. Техническое и количественное превосходство в воздухе позволило германскому командованию подавлять одновременно тактическое расположение польских войск и оперативную глубину обороны. Если попытки немцев уничтожить польскую авиацию на аэродромах в первый же день войны не удались, то в последующие дни германская авиация добилась больших результатов, особенно при действиях по железнодорожным коммуникациям и незащищенным городам.

Польские вооруженные силы проиграли войну. Но сентябрь 1939 г. показал, что с гитлеровским вермахтом бороться можно. Его победы, даже при подавляющем превосходстве сил, кончались там, где он встречал народное сопротивление. В этом смысле оборона Варшавы свидетельствовала, что там, где перед фашизмом не отступают, а сражаются с ним твердо и до конца, его планы терпят провал, его воля уступает воле борцов за справедливость.

Что касается германских милитаристов, то победа в Польше стала рассматриваться ими как нечто вполне закономерное. Полностью отвлекаясь от социально-политических моментов и по традиции учитывая только военный опыт в «чистом виде», они пришли к выводу, что «блицкриг» в Польше — это всеобщий образец для любого из будущих походов. Односторонние выводы из польской кампании стали теперь основой основ для планирования и осуществления всех дальнейших актов агрессии.

Примечания

1. Действия английского и французского правительств 1 и 2 сентября совершенно ясно показали гитлеровской верхушке, что ни Франция, ни Англия не выступят с открытыми действиями на Западном фронте и что объявление войны носит формальный характер. Гитлер и ОКВ после 3 сентября действуют против Польши все более решительно (см. История Великой Отечественной войны Советского Союза. Т. 1. М.: Воениздат, 1961; Г.А. Деборин. Вторая мировая война. М.: Воениздат, 1958; В. Дашичев. Агрессия фашистской Германии против Польши. «Военно-исторический журнал», 1961, № 12).

2. PSZ, с. И, s. 433.

3. Там же.

4. PSZ, с. II, s. 434.

5. Winston S. Churchill. The Second World War. Vol. I. Boston, 1948. P. 376.

6. Леопольд Эмери. Моя политическая жизнь. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960. С. 587.

7. «Wojskowy przeglad historyczny», № 2, 1961, s. 218, 219.

8. Имеется в виду предвоенное соглашение польского военного министра Каспшицкого с Гамеленом о помощи Польше.

9. PSZ, с. II, s. 436.

10. См. В.А. Новодран. Нападение гитлеровской Германии на Польшу в 1939 г.//Новая и новейшая история. 1959. № 4. С. 32.

11. Commandante Pierre Lyet. La battaille de France (Mai-Juin 1940). Paris, 1947. P. 11.

12. A. Goutard. 1940. La Guerre des occasions perdues. Paris, 1956. P. 36.

13. De Bardies. La campagne 39—40. Paris, 1947. P. 40.

14. Там же. С. 36.

15. Эта цифра характеризует только численность сухопутной армии на территории Франции. Кроме того, сухопутные войска, расположенные в Северной Африке, на Среднем Востоке и в колониях, имели 338 тыс. человек; военно-морской флот — 126 тыс. человек, авиация — 110 тыс. человек. Всего отмобилизованные вооруженные силы как в метрополии, так и за морями насчитывали по окончании мобилизации 4895 тыс. человек. Из них сухопутные силы на территории Франции — 2330 тыс. человек. До 27 августа было призвано 825 тыс. человек, 27-го — еще 725 тыс. (Gamelin, Servir. Vol. II, Paris, 1946, p. 448; PSZ. C. II. S. 439).

16. К 10 сентября группа армий «Ц» получила еще 9 резервных дивизий 4-й волны (Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии 1933—1945 гг. М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. Т. II. С. 22, 23).

17. Там же. С. 11.

18. Необходимо заметить, что мистификация поляков, проводимая французским руководством, продолжалась чуть ли не до окончания германо-польской войны. Гамелен назначал сроки наступления на 17-е, потом на 20 сентября, но оба раза это был обман (I. Warecki. Zobowja zahia wojskow Franji i Anglii w stosunku do Polski w 1939 r. «Sprawy Mie dzynarokow», 1949. S. 258).

19. Леопольд Эмери. Моя политическая жизнь. С. 586.

20. Впоследствии Рыдз-Смиглы переехал во Владимир-Волынский, ближе к румынской границе.

21. Один из фортов крепости начали оборудовать для штаба главкома, но состояние дорог было таково, что подъехать к нему оказалось невозможным.

22. PSZ. С. II. S. 764, 765.

23. Подрывные действия «пятой колонны», состоявшей из так называемых «фольксдойче», нанесли Польше серьезный ущерб. Важные данные на этот счет приводятся в работе F.-H. Gentzen. Die Legende vom «Bromberger Blutsonntag» und die deutsche Fiinfte Kolonne in Polen, September 1939. Berlin, 1959.

24. Запись переговоров генерал-полковника Бока 11:50 8.09.39 (Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 9).

25. Приказ группы армий «Север» 1а № 0175/39 от 23:20 8.09.39 (Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 11).

26. N. Vormann. Der Feldzug 1939 in Polen. S. 101.

27. Tadeusz Kutrzeba. Bitwa nad Вгигф Warszawa, 1958. S. 65, 66.

28. См. там же, с. 96.

29. См. там же, с. 116.

30. См. там же. С. 103.

31. См там же. С. 104.

32. Текст этой телеграммы носил анекдотический характер: «Познаньская армия должна идти на обед к Вежбицкому и далее на юг». После долгих размышлений в штабе армии наконец вспомнили, что ресторан Вежбицкого, часто посещаемый офицерами, находится в Радоме. Следовательно, ставилась задача двигаться на Радом.

33. Немецкая милитаристская литература начиная с 1939 г. и до сегодняшнего дня прославляет битву над Бзурой как «небывалое» достижение германского военного искусства. «Сражение в районе дуги, образуемой Вислой, по своим результатам явилось величайшим сражением всех времен», — так объявляла «Милитер Вохенблатт» еще 1 октября 1939 г. «Окончательные результаты этого величайшего и гениальнейшего в мировой истории сражения (как по своему ходу, так и по руководству операциями) трудно учесть» (там же). «...Огромные потери характеризуют эту 8-дневную битву как величайшее уничтожающее сражение новой военной истории» (полковник Риттер фон Ксиландер, автор статьи о германо-польской войне, опубликованной в 1940 г.). «Это было первое грандиозное сражение, явившееся классическим как по своей организации, так и по методам ведения» (из статьи генерал-лейтенанта в отставке Дитмара, 1954 г.).

34. Существует несколько вариантов периодизации обороны Варшавы. Периодизация, которой придерживается Зигмунд Станицкий в своем реферате «Оборона Варшавы в 1939 г.» (см. Sesia naukowa poswiecona wojnie wyzwolenczei narodu polskiego 1939—1945. Wydawnictwo ministerstwa obrony Narodowej, 1959, s. 483), на наш взгляд, вполне целесообразна. Он делит оборону на четыре периода. Первый — 1—8 сентября — подготовка города и воздушные бои; второй — 8—14 сентября — включает ожесточенные бои 8 и 9 сентября, закончившиеся поражением немецкой 4-й танковой дивизии, наступление на город 3-й немецкой армии и завершение к 14 сентября окружения Варшавы; третий — 14—20 сентября — связан с окончанием битвы над Бзурой, когда в Варшаву стали прибывать понесшие поражение войсковые части и когда немцы получили возможность направить против Варшавы свои войска, скованные до этого на Бзуре; четвертый — 20—28 сентября — включает подготовку немцами решающих атак на город, последние бои и капитуляцию.

35. Marian Porwit. Obrona Warszawy wrzesien 1939. Warszawa, 1959. Czytelnik. S. 34.

36. PSZ. C. II, s. 597.

37. Двумя батальонами 94-го пехотного полка (из 39-й пехотной дивизии), 40-м пехотным полком и двумя батальонами 26-го пехотного полка (из 5-й пехотной дивизии) и т. д. (Marian Porwit. Oborona Warszawy wrzesien 1939. S. 36—37).

38. 360-й пехотный полк, 1-й и 2-й пехотные полки «Оборона Праги». Возглавил эту оборону командир 5-й пехотной дивизии генерал Зулауф.

39. Варшава к началу войны имела 1289 тыс. жителей.

40. PSZ. С. I. S. 600.

41. Marian Porwit. Obrona Warszawy wrzesien 1939. S. 26.

42. Sesia naukowa... S. 488.

43. Всего за шесть дней, по данным Станицкого, бригада уничтожила 42 немецких самолета.

44. См. Marian Porwit. Obrona Warszawy wrzesien 1939. S. 64, 65.

45. Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 941, л. 25.

46. Эти воспоминания были опубликованы в «Warschauer Zeitung» 8—9 сентября 1940 г. в связи с годовщиной боев за Варшаву (см. Marian Porwit. Obrona Warszawy wrzesien 1939. S. 59—61).

47. В состав армии вошли следующие группировки: «Оборона Варшавы», армия «Лодзь», армия «Модлин», кавалерийская группа.

48. Sesia naukowa... S. 494.

49. Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 25.

50. В этот день было зарегистрировано 137 пожаров, но на самом деле их было гораздо больше (Sesia naukowa... S. 506).

51. Sesia naukowa... S. 507.

52. Дневник Гальдера, запись от 14 октября 1939 г.

53. Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 923, л. 152. Эта линия находится в 130 км от советской границы.

54. Приказ штаба группы армий «Север» 1в/1а 0210/39 11.09.39 (Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 17).

55. Приказ командующего группой армий «Север» 1а 0228/39 12.09.39 11:30 (Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 19).

56. Приказ командующего группой армий «Север» 1а 0228/39 12.09.39 11:30 (Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 20).

57. Приказ командующего группой армий «Север» 1а 0272/39 15.09.39 12:15 (Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 29).

58. Это были: из группы «Север» — 3-я и 10-я танковые, 20-я и 2-я моторизованные, 23, 21 и 206-я пехотные дивизии, группа «Летцен». Из группы «Юг» — 2-я и 5-я танковые, 4-я легкая, 7, 57, 44, 45, 28, 8, 27 и 68-я пехотные, 1-я и 2-я горные дивизии.

59. Генерал Форман, который во время германо-польской войны находился при ставке Гитлера в качестве «офицера связи сухопутных сил при фюрере и верховном главнокомандующем», передает, какое ошеломляющее впечатление произвела в ставке (она располагалась в личном поезде Гитлера на станции Гоголин в Верхней Силезии) весть о начале освободительного похода советских войск. Когда начальнику отделения армий востока разведывательного отдела Кинцелю сообщили: «Русские выступили», он ответил: «Против кого?» Форман был ошеломлен и встревожен (N. Vormann. Der Feldzug 1939 in Polen. S. 153—155).

60. Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 725109, д. 934, л. 32.

61. Sesia naukowa... S. 33.

62. «Правда», 22 декабря 1958 г.

63. См. В.И. Ленин. Сочинения. Т. 22. С. 291—305.