Запись министра иностранных дел ЧСР о его выступлении перед лидерами правительственных партий

18 октября 1938 г.

Моя поездка в Берлин и Мюнхен была первым прямым и личным контактом между чехословацким и германским правительствами. И если я выражаю сожаление в связи с тем, что такой прямой контакт был установлен лишь после катастрофы, то я это делаю потому, что в Германии мне было вновь открыто подтверждено, что германские государственные деятели до самых последних месяцев перед роковой мюнхенской конференцией ожидали такого прямого контакта, который мог бы привести к принципиально иному, лучшему соглашению.

Прежде всего я сделаю краткий хронологический обзор своего пребывания в Германии и проведенных там бесед. Подчеркиваю, что от самых границ в Ловосицах и до конца моего пребывания в Германии, т. е. вплоть до вступления на новую чехословацкую территорию в Горжеседлах, меня принимали повсюду с вниманием и тактом и что все переговоры велись в исключительно спокойной и деловой атмосфере.

Я прибыл в Берлин 13 октября 1938 г. в половине седьмого утра. На вокзале меня встречали исполняющий обязанности шефа протокола фон Галем и посланник Мастный со своими сотрудниками. В 11 часов министр фон Риббентроп дал мне аудиенцию, которая продолжалась до часу дня. На беседе присутствовал только посланник Шмидт. Во второй половине дня я нанес визит статс-секретарю Мейснеру, который предварительно информировал меня о предстоящей аудиенции у канцлера. (Сразу же после визита к министру иностранных дел я беседовал со статс-секретарем Вейцзекером о ходе переговоров в международной комиссии и в подкомиссии.) Вечером мне было сообщено, что в 9 час. 20 мин. я должен выехать в Мюнхен и что точное время аудиенции у канцлера будет сообщено только по моем прибытии туда. В Мюнхен мы приехали в 8 часов. Несколько позднее прибыл министр Риббентроп, в машине которого находился также депутат Кундт, и почти одновременно с ним в Мюнхен прибыл рейхсканцлер Гитлер с сопровождающими его лицами. Аудиенция была назначена на 12 часов. Она проходила в здании «Фюрерхаус» и продолжалась час и три четверти. После беседы присутствовавший на ней вместе с посланником Шмидтом министр фон Риббентроп составил краткое коммюнике, дал его на утверждение канцлеру. В связи с визитом бывшего премьер-министра Дараньи министр фон Риббентроп попросил меня задержаться в Мюнхене до вечера, так как он хотел бы поговорить со мной после переговоров с венграми. Действительно, в 7 часов вечера в гостинице меня пригласили к министру фон Риббентропу, который передал мне карту с венгерскими требованиями и сообщил точку зрения Берлина по венгерскому вопросу для передачи моему правительству.

Из германской печати вы, уважаемые господа, знаете и, конечно, понимаете, что мои беседы с имперским министром иностранных дел и с канцлером квалифицировались ими как доверительные, и было бы большой ошибкой начинать урегулирование наших отношений с Германией в крайне неблагоприятных для нас условиях с проявления какой-либо бестактности.

Однако, не рискуя нарушить рамки доверительности, я могу вам здесь достаточно ясно и точно сказать, как на нас смотрят сейчас руководящие деятели германского рейха. Вы, все знаете новую карту нашего значительно уменьшившегося государства. Однако вам не довелось, как мне, проехать в сопровождении германских офицеров в трех разных направлениях по отторгнутым территориям, которые тысячу лет принадлежали нашим землям и государству. Короче говоря, руководящие государственные деятели Германии в беседах со мной ясно, открыто и недвусмысленно подтвердили тот факт, который вытекает из нашей сегодняшней карты и который я сам так остро почувствовал, проезжая через отторгнутые территории: мы, несомненно, потеряли значительную часть своей независимости и свободы действий.

Что касается нашей внешней политики, то они решительно и беспощадно осуждают ее нынешнее направление и нынешние методы, выражая надежду, что в этом смысле в самом ближайшем будущем произойдут радикальные и теперь уже прочные изменения. Они подвергают резкой критике нашу нынешнюю пропагандистскую деятельность, печать, нашу ориентацию в целом, а также нашу полную неинформированность и близорукую предубежденность относительно действительного положения в государствах с тоталитарными режимами.

Что касается нашей внутренней политики, то хотя они и не вмешиваются пока в наши дела, но точно информированы обо всем и о каждом из нас — вплоть до имущественных отношений. К нашей нынешней внутриполитической системе они не испытывают абсолютно никакого доверия, презирают ее, видят в ней лишь уловки и поэтому не доверяют нам, упрекая нас в том, что мы ловим момент, чтобы при случае вновь пересесть на другую лошадь. Поэтому в качестве доказательства новой ориентации они ожидают от нас главным образом действий.

В военных вопросах они нисколько не скрывают своей убежденности в том, что даже на старых границах со всей их линией укреплений мы не смогли бы оказать серьезного отпора. Поэтому они считают бессмысленным говорить вообще о каких-либо укреплениях на наших новых границах. Мы должны смириться с V зоной как с окончательной границей, за исключением незначительных коррективов. Наша полная государственная, экономическая и транспортная зависимость представляется им само собой разумеющимся фактом, но они вовсе не заинтересованы и не намерены доводить нас до полного отчаяния или уничтожить нас, что, в конце концов, они считают возможным сделать в любое время в течение нескольких часов, независимо от Запада и Востока. Все они сознают свое полное превосходство и бессилие другой стороны, т. е. Запада и Востока. Свою линию они будут проводить неуклонно и ничем не позволят себя усыпить.

О беседе с Риббентропом я бы сказал вам здесь, что он совершенно откровенно осудил нынешние методы нашей внешней политики. По его мнению, в нашем изменившемся государственном положении мы можем в будущем позволить себе иметь лишь небольшую армию, при этом, однако, он проявил понимание в сложном вопросе устройства наших офицеров. Об укреплениях речь уже не будет идти. Он спрашивал, какова официальная судьба наших пактов с Россией и Францией, предлагал распустить коммунистические партии в исторических землях¹, причем не формулировал это как требование. Об экономических отношениях наших государств он выразился формулой: «enge Zusammenarbeit und Anpassung»², но не конкретизировал ее. Он и его сотрудники убеждены, что после затруднений нынешней зимы экономическое сотрудничество с Германией принесет пользу обеим сторонами, причем они утверждают, что наша сторона будет иметь сравнительно большие выгоды.

Канцлеру Гитлеру я смог довольно кратко осветить все тяжелые проблемы и трудности, стоящие перед нашим нынешним правительством. Особо подчеркнув необходимость уточнений границы в тех местах, которые являются для нас жизненно важными, я разъяснял значение соответствующих уступе к для формирования нового отношения к рейху. Я закончил заверениями, которые были включены в коммюнике, о том, что мы хотим лояльно, без каких-либо задних мыслей приспособиться к новой обстановке, что необходимо, учитывая хотя бы позицию Германии в отношении нашей нынешней политики.

Гитлер детально знает нашу внутреннюю и внешнюю политику, в том числе и с точки зрения личностей. Вообще методы и секреты нашей внутриполитической кухни не являются какой-либо тайной для Германии, наоборот, именно они вызывают пренебрежение к нашей системе. Делая нам последнее предостережение в феврале, Гитлер верил, что оно будет понято нами. Этого, однако, не случилось. Он считает недоступной пониманию ошибкой наши расчеты на помощь извне, которая была невозможна, о чем нетрудно было получить точную информацию. Он прямо упрекал нас в слепоте, в том, что мы по-детски воспринимали желаемое за действительное. Он требует точного выяснения дипломатических обстоятельств нашей последней мобилизации, были ли в этом виновны наши люди или также Запад своей неискренней, двойной игрой. Он считает счастливым тот факт, что наших парией не погнали на напрасную бойню. Он решительно заявил, что наше нынешнее положение, когда мы вклиниваемся в жизненное пространство Германии, совершенно однозначно диктует нам необходимость политики дружбы и согласия с рейхом. Он подчеркнул, что если бы мы вздумали вернуться на старый путь, то нас молниеносно постигла бы окончательная катастрофа. Единственная гарантия, которая при нынешних условиях может иметь для нас цену, — это его гарантия, и он ее даст, как только мы урегулируем свои проблемы с Венгрией.

Ему не нужны никакие лишние чехи, поскольку он придерживается этнических принципов, но некоторые меньшинства должны остаться у нас и у него. Границы V зоны являются окончательными, возможны лишь незначительные коррективы — он мог бы забрать у нас гораздо больше, а Англия и Франция дали бы согласие и на это.

В заключение я хотел бы сказать о том, к какому выводу я пришел после поездки. Отныне единственное спасение для нас состоит в том, чтобы видеть вещи такими, какими они являются в действительности, и не поддаваться никаким химерам и миражам. Наша внешняя политика после урегулирования болезненных территориальных вопросов будет политикой малого нейтрального государства по примеру Дании — это будет политика покорности. Чем больше сократится ее политическая часть, тем большее значение приобретет ее экономическая и торговая часть. Лишь обратившись к нашим внутренним проблемам, путем радикального переустройства, улучшения и повышения материального уровня жизни нашего народа мы соберем новые силы и сможем верить в лучшее будущее государства и нации.

Печат. по арх. Опубл. в сб. «Das Abkommen von München 1938». Praha 1968, S. 284—286.

Примечания

1. Имеются в виду Чехия и Моравия.

2. — «тесное сотрудничество и приспособление» (нем.).