II.1. Начало холодной войны. Создание Коминформбюро и перемены в курсе ППР

Переход к холодной войне совершался Востоком и Западом параллельным курсом по мере исчезновения «площадок» приложения взаимного интереса. Подписанием мирных договоров в феврале 1947 г. заканчивалось время принятия согласованных решений. Теперь каждая из сторон интенсивно искала способ обеспечить собственную безопасность и найти объект на роль внешней угрозы. Для СССР им становились США, которые увеличивали свои военно-экономическую мощь и глобальное присутствие в мире. Для США врагом № 1 мог быть только СССР. Сталин, с именем которого персонифицировалась советская система, победивший Германию и принявший участие в войне с Японией, представал теперь как носитель внешней опасности, который показал силу, чтобы удержать под контролем Восточную Европу, прежде всего Польшу. Намерения Сталина сохранить свое положение «центра силы» военного времени квалифицировались американскими политиками как советский вызов и неуемное стремление к безграничному захвату, как потенциальная угроза расползания советского влияния. В соответствии с этим недавние союзники Москвы вырабатывали новую стратегию отношений с СССР. Это подтверждалось «длинной телеграммой» Дж. Кеннана (февраль 1946 г.), речью У. Черчилля в Фултоне (март 1946 г.), выступлением госсекретаря США Дж. Бирнса в Штутгарте (сентябрь 1946 г.).

СССР, со своей стороны, оставался заинтересованным в сотрудничестве с США, что диктовалось как потребностями восстановления страны, преодоления засухи 1946—1947 гг. (тогда в РСФСР от голода и сопутствующих заболеваний умер 1 млн че-ловек¹), так и геостратегической задачей сохранить признание союзниками советского политического контроля в Восточной Европе, в особенности в Польше, и курса на единство Германии. В таких условиях Сталин вряд ли хотел конфликта с Западом². Как показывают его беседы с разными зарубежными политиками в первые послевоенные годы, он выражал надежду, что западные державы не пойдут на разрыв отношений с СССР. Взамен он намекал на возможность сохранить многопартийную модель власти в странах Восточной Европы. Поэтому при согласованном балансе интересов великих держав на континенте ни одна из политических сил в регионе — прежде всего речь шла, о компартиях — не могла монополизировать власть.

Изменения принес 1947 год: раздел мира на два враждебных блока (доктрина Трумэна в марте—июне), вытеснение коммунистов из правительств во Франции и Италии весной, план нейтрализации коммунистической угрозы в Западной Европе, или план Маршалла летом 1947 г. Доктрина Трумэна не вызвала большой тревоги в Москве в отличие от плана Маршалла. По словам американского дипломата Б. Баруха, этот план имел целью сделать США «жандармом Европы» для спасения «западной цивилизации» и главное, «наших денег»³. Поэтому Запад, предлагая СССР присоединиться к плану, заранее рассчитывал на отказ. В Москве план был расшифрован как приглашение поучаствовать в замысле США экономическими средствами совершить военно-политическую реконструкцию континента в ущерб советским интересам. Советское руководство, поступившись экономическими соблазнами, в конце концов отдало предпочтение политическому решению и исключило участие СССР в плане Маршалла. Позицию Москвы во многом объясняло заложенное в плане вмешательство во внутренние дела стран-участниц. Речь шла об устранении компартий от власти в странах Восточной Европы. Одновременно Москва оказала давление на союзников по формирующемуся советскому военно-политическому блоку, чтобы не допустить согласия с их стороны.

Перспектива создания западного блока и сепаратного германского государства не соотносились с замыслом Сталина о превращении единой и нейтральной Германии в буфер между западными державами и Советским Союзом с его восточноевропейской зоной влияния. Ставка США на Германию как стержень новой организации и инструмент подъема Европы принципиально меняла геополитическую роль германского фактора. Еще недавно объединявший усилия всех партнеров по антигитлеровской коалиции, он утрачивал свое связующее назначение и постепенно превращался в главную проблему холодной войны. СССР и сфера его влияния. в первую очередь Польша, как считали в Москве, вновь оказывались перед внешней угрозой с запада.

В массовом сознании поляков, как и многих других народов, образ Германии ассоциировался с гитлеровской агрессией, которая «жила» в памяти, сохраняла свое зловещее звучание. Германия воспринималась как имманентная угроза^*. Это был убедительный аргумент для отказа ряда стран региона от приглашения принять участие в новой международной организации. Антигермански настроенная Польша могла сыграть роль нужного Москве «разделяющего рубежа» между Востоком и Западом. Польское правительство такая роль устраивала: германский фактор консолидировал общество, прибавлял внутренней стабильности и согласия с отрицательным решением, которое 9 июля 1947 г. было принято Варшавой. В Польше, где потребность в экономической помощи извне была особенно острой, понимали, что в случае присоединения к плану Маршалла мог встать вопрос о западной границе, о выселениях немцев и освоении поляками новых территорий. Любые покушения на границу Польши были чреваты исходом поляков с этих земель и национально-политическим коллапсом.

Воздействие на позицию Польши пытались оказывать и США. По информации посла в Москве М. Нашковского, посол США в Варшаве «выторговал участие Польши» в плане Маршалла, обещая «пересмотреть позицию Америки по вопросу о западной границе». Американское «обезболивание» было сделано в «болезненное» место. Здесь совпадали национально-государственные интересы СССР и Польши, и здесь же был завязан самый прочный «узел» зависимости Польши от СССР. Но польское правительство не решилось обменять советские гарантии на заманчивое американское обещание. Оказались напрасными расчеты западных дипломатов на протесты польской оппозиции и «даже возрождение подполья в связи с позицией Польского правительства на Парижской конференции»⁴. При этом польское правительство прилагало усилия, чтобы его отказ от участия в плане Маршалла не ухудшил отношений с американскими кредиторами. Речь шла о займах на закупку оборудования для угольной промышленности, хлопка и зерна. Но в это время США уже определили свою главную задачу — сдержать, опираясь на потенциальные возможности экономики западных зон Германии, при политической поддержке набиравших силу христианско-демократических партий, прокоммунистические настроения в западном (Франция, Италия) и юго-западном (Греция) регионах Европы. Поэтому Польша не представляла ни политического, ни экономического интереса для США и получила отказ в кредитах.

Новая стратегия США вызвала немедленную реакцию советской стороны. «Коммунисты, — утверждает К. Керстен, — приступили к идеологическому и политическому наступлению»⁵. Речь шла об усилении сплоченности вокруг Москвы государств советской сферы влияния, где гегемония компартий в середине 1947 г. была повсеместной, а легальная оппозиция подавлена, где действовала система связывавших регион двусторонних межгосударственных договоров антигерманской направленности и торговых соглашений. К этому времени Польша имела договоры о дружбе, взаимопомощи и сотрудничестве с СССР, Югославией и Чехословакией, ряд экономических, наиболее значительных соглашений с советской стороной.

В условиях нараставшей международной конфронтации советское руководство сочло властные возможности коммунистов и двустороннюю систему межгосударственных связей недостаточными и не соответствующими новой ситуации в мире. Был взят курс на ускорение системных перемен в странах народной демократии и их идеологическую интеграцию. На повестку дня был поставлен отказ от эволюционных, «национальных путей к социализму», свертывание многопартийности и тактики компромиссов разных политических сил. Должен был последовать переход от гегемонии компартий в политическом процессе к установлению их властной монополии, от сочетания демократических и авторитарных приемов к тотальному контролю и управлению развитием общества, в том числе с применением насилия. Смена стратегии, согласно логике советского руководства, требовала более жестких организационных связей как между правящими партиями, так и всех этих партий с Москвой.

На встречах Сталина, И. Броз Тито, П. Тольятти, Г.М. Димитрова и В. Гомулки, происходивших в 1945—1947 гг., порой поднимался вопрос о создании органа, который мог бы обеспечить координацию действий руководства компартий и обмен мнениями. Но в практическую плоскость этот вопрос был переведен почти одновременно с предложением плана Маршалла. Консолидация Западной Европы в результате принятия этого плана сопровождалась возраставшей во второй половине 1947 г. изоляцией восточноевропейского региона от западной части континента и мира. Это диктовало объективную необходимость для коммунистических и рабочих партий в сплочении рядов, усиливало потребность в консолидации с СССР, а значит и интеграции стран народной демократии с советской общественной системой.

Одним из шагов в этом направлении стали встречи Сталина 4 июня и 9 июля 1947 г. с В. Гомулкой во время его пребывания в СССР. Советское руководство предложило организовать международную встречу для обсуждения издания специального печатного органа по проблемам рабочего движения. ЦК ППР была поручена организация подготовки совещания представителей коммунистических и рабочих партий. 10 июля Политбюро ЦК польской партии обсуждало план подготовки, конкретное место и сроки проведения в Польше совещания для «обмена опытом». В ночь на 23 июля находившийся на отдыхе в СССР Я. Берман был приглашен на беседу в Кремль. При участии Сталина, Молотова, Жданова, Ворошилова и Суслова оговаривались текст приглашения компартиям за подписью Гомулки и список предполагаемых партий — участниц совещания. Вопрос о создании, помимо журнала, некоего координирующего органа не ставился.

Между тем в ходе подготовки встречи представители компартий высказывали разные мнения относительно глубины, основных направлений и форм координации политики, а по сути дела — масштабов ограничения суверенности национальных партий в пользу общих интересов возникавшего советского блока. Здесь лежали причины колебаний лидеров французской и итальянской компартий М. Тореза и П. Тольятти, с которыми встречался по поручению Политбюро ЦК ППР О. Длуский, по поводу целесообразности самого совещания. Сдержанно, «без энтузиазма» отнесся к замыслу встречи глава компартии Чехословакии К. Готвальд. Немалые сомнения испытывал и В. Гомулка. Непосредственно занимаясь подготовкой совещания, он находился в постоянном контакте с Москвой⁶.

Тем не менее, все приглашенные руководители дали согласие на участие в совещании. Оно прошло 22—27 сентября в окрестностях г. Шклярска Поремба в Нижней Силезии, куда прибыли делегации 9 партий. Семь из них представляли страны Восточной Европы (СССР, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария, Югославия) и две Западную Европу (Франция и Италия). Делегацию ВКП(б) возглавлял А.А. Жданов, который предложил заслушать информацию представителей партий-участниц о работе и положении в стране, затем обсудить перемены в международном положении и новые задачи, а также рассмотреть ранее не предусмотренный вопрос об усилении связей между партиями. Он же сделал доклад о международном положении, где констатировал раскол мира на два враждебных лагеря: империалистический во главе с США и демократический во главе с СССР. Жданов назвал народную демократию новым типом государства, где власть принадлежит народу и закладываются «основы перехода на путь социалистического развития». Крайне негативно, как «агентура империалистических кругов США», была расценена Ждановым деятельность руководства западной социал-демократии. Такая характеристика партий, с которыми социалисты и социал-демократы стран Восточной Европы взаимодействовали и состояли в одном Социалистическом интернационале, предсказывала судьбу последних. С докладом о деятельности ВКП(б) выступил Г.М. Маленков. Он изложил программу создания в странах народной демократии общества, по сути дела, максимально близкого советской модели⁷.

Польскую партию на совещании представляли В. Гомулка и Г. Минц. В качестве гостей присутствовали Я. Берман, С. Радкевич и А. Завадский. От имени ППР Гомулка открыл совещание вступительным словом, где выдвинул ряд проблем для обсуждения, сделал доклад о деятельности ППР, активно участвовал в дискуссии. Лидер ППР ставил важные теоретические и актуальные практические вопросы о сути и перспективах режима народной демократии, имея в виду необходимость «внести ясность в оценки всей мозаики явлений, связанных с формированием народной демократии в различных странах». Концепция народной демократии, утверждал он, «открывает в благоприятных условиях мирный путь к социализму», развивает и приспосабливает к послевоенной действительности революционную марксистскую теорию. Гомулка говорил о «так называемом польском пути к социализму», подчеркнул существование в Польше трехсекторной экономики, которая контролируется государством, о «польской революции», совершающейся через политическую борьбу «в рамках закона», о недопустимости нелегальной, внесистемной оппозиции, о блокировании властью проникновения в страну иностранной агентуры и враждебной идеологии. Он поддержал звучавшую на совещании критику французских и итальянских коммунистов, которые, по его мнению, отдали власть без классовой борьбы. И, явно имея в виду польский опыт, констатировал: «мирный путь к социализму в странах народной демократии — это путь острой и даже кровавой войны с классовым врагом... о мирном пути можно говорить лишь, если у партии крепкие позиции в правительстве и госаппарате». Лидер ППР по-своему отреагировал на резкую критику западной социал-демократии, прозвучавшую в докладе Жданова (социал-демократы «могут стать главным врагом, тем, против кого мы должны сконцентрировать наш огонь»). Гомулка, напротив, говорил о важной роли социал-демократов в рабочем движении, настаивал, что «можно рассчитывать на ряд социал-демократических руководителей меньшего масштаба», не забывать, что эти партии «в отдельных странах пользуются еще серьезным влиянием в рядах рабочего класса... Поэтому главной нашей заботой должно быть объединение рабочего класса, объединение коммунистов и социалистов в борьбе против американского империализма, в борьбе за мир... Тактика единого фронта должна остаться основной тактикой на нынешнем этапе...». Гомулка подчеркивал, что польские социалисты отказываются от антисоветских взглядов, «от наследия пилсудчиков» и стремятся к взаимодействию с коммунистами.

Акценты, которые расставлял польский лидер, заметно отличались от положений доклада Жданова. Вместе с тем позиция Гомулки по вопросам самостоятельности партийной политики, в чем состояла суть «национального пути к социализму», не была последовательной. В ней сквозила идея подчиненности действий каждой партии общему делу. «Когда кристаллизуются в мировом масштабе два антагонистических блока — империалистический и демократический, — утверждал Гомулка, — проблема тактики компартий в отдельных странах не может быть лишь внутренней проблемой каждой отдельно взятой страны, но должна быть предметом заботы и обсуждения всех партий. Мы все имеем право вмешиваться взаимно в наши внутренние дела, а в особенности, оценивать тактику отдельной партии, так как мы все желаем построить наиболее прочный антиимпериалистический фронт и максимально увеличить силу европейской и мировой демократии»⁸. Это был шаг навстречу намерениям Москвы.

В целом, хотя в ходе работы совещания звучали критические соображения по поводу новой стратегии и нашли отражения существенные, порой принципиальные расхождения во мнениях представителей компартий, была поддержана позиция советской делегации, смысл которой — отказ от концепции эволюционных «национальных путей» к несоветской модели социализма, возврат к сталинской интерпретации марксизма и социализма. В Шклярской Порембе делегация ВКП(б) настояла на учреждении, помимо печатного органа, Информационного бюро коммунистических и рабочих партий как координационного органа, фактически призванного контролировать деятельность партий — участниц совещания. Об этом речь в ходе подготовки к встрече не шла, и Гомулка опасался создания подобной структуры. Он пытался отстаивать особое мнение, после доклада Жданова был готов даже подать в отставку с поста генерального секретаря ЦК ППР. 24 сентября от имени польских участников совещания Гомулка выразил несогласие с созданием Информбюро. Остальные члены Политбюро ЦК ППР не заняли четкой позиции, и в конце работы совещания он снял свои возражения. Убедительна польская исследовательница А. Собур-Свидерская, которая пишет: «...после критики западноевропейских партий, показавшей всю жесткость натиска советской делегации на представителей других партий, после доклада Жданова, который диктовал безусловное единомыслие и подчинение советским интересам, после одобрения остальными партиями концепции учреждения органа, координирующего деятельность коммунистических и рабочих партий, польская делегация не имела другого выхода... Гомулка это понимал...»⁹. Тем не менее он настоял, чтобы резиденцией Информбюро не стала Варшава и не был создан его постоянно действующий секретариат^**. Лидер ППР имел все основания опасаться, что Информбюро будет воспринято в мире, и особенно в Польше, где коммунисты помнили о трагедии КПП, как возрождение Коминтерна и ограничение суверенитета национальных партий.

Итак, в Шклярской Порембе руководители ВКП(б) добились поставленной задачи. По концепции «национальных путей к социализму» был нанесен решительный удар. В начале октября 1947 г. в печати партий — участниц совещания была опубликована информация о заседаниях в Шклярской Порембе, резолюция о создании Информбюро, или Коминформа, как стало принято его именовать на Западе, а также Декларация о международном положении. В ней излагались основные тезисы доклада Жданова.

Но, оценивая результаты совещания в Шклярской Порембе как победу Москвы, не следует преувеличивать советского давления на участников совещания и упускать из виду другое принципиально важное обстоятельство. В партиях стран Восточной Европы, включая в первую очередь их руководящие кадры, значительная часть которых прошла «школу» Коминтерна, были и даже преобладали сторонники левого радикализма, готовые принять ускоренный переход к сталинской модели. Изучавшая этот вопрос на материале региона Т.В. Волокитина утверждает: «Советский опыт в подобной социально-психологической обстановке обеспечивал, как казалось, прорыв из отсталости стремительным рывком, несомненно, являлся более предпочтительным для малоимущих слоев общества в странах Восточной Европы, нежели рассчитанные на постепенность идеи коалиционного управления, широкого фронта демократических сил. эти идеи зачастую вызывали у рядовых коммунистов раздражение и разочарование. Сведение сложных многообразных процессов к "полюсному", черно-белому изображению, конкретные указания, что и как надо делать, должны [были] найти отклик среди партийной массы, как в СССР, так и в странах Восточной Европы»¹⁰.

Два исторических события, — план Маршалла и создание Информбюро — означали, что как в Западной, так и в Восточной Европе заканчивалось время вариативности политического развития. Советское руководство фактически дало старт переходу стран региона к стратегии жесткой внешнеполитической и идеологической привязки к СССР. Исчезали надежды части руководства ряда компартий на особый, несоветский путь к несоветскому социализму, обозначились завершение переходного народно-демократического этапа и ускорение процесса создания в странах региона сталинской общественной модели. Направления развития Запада и Востока расходились диаметрально, как оказалось — на многие десятилетия. Новая ситуация требовала от власти на Востоке иного концепционного обеспечения политики, адекватного обострявшимся международным отношениям. К концу 1947 г. в странах Восточной Европы сложились определенные предпосылки к восприятию системных перемен, политическая инициатива в руководстве и в партийных «низах» переходила к твердым сторонникам «советского опыта». Не была исключением и Польша, где в Политбюро ЦК ППР сторонники «польского пути» вовсе не составляли большинства. Тем не менее, в течение нескольких месяцев после встречи в Шклярской Порембе политические намерения руководства партии не выходили за те пределы концепции эволюционного пути к социализму, которые тогда еще допускались в Кремле. Жданов на совещании подчеркивал, что национальную специфику не следует терять из вида.

11 октября 1947 г. состоялся расширенный пленум ЦК ППР. Информацию Гомулки о совещании и создании Информбюро выслушали не только члены ЦК, но и 180 приглашенных гостей. Лидер партии, предваряя сомнения и вопросы присутствовавших, настойчиво убеждал их в несовпадении задач и целей бывшего Коминтерна и новой структуры. Применительно к польской ситуации он объяснял это принципиальным отличием ППР от КПП, поскольку в ней состоят не только убежденные коммунисты, но и «настоящие демократы», которые не считают себя коммунистами. Поэтому партия, уверял Гомулка, еще не является коммунистической. Этот же подход развивал в своем выступлении Берман, акцентируя общенациональный характер ППР. Выступления на пленуме генерального секретаря и секретаря по идеологии учитывали настроения в самой партии. В первую очередь они были обращены к активизировавшимся в партии левым радикалам. Гомулка и Берман убеждали партийный актив, часть которого расценивала создание Информбюро как восстановление Коминтерна, что перемен в курсе партии не будет. Одновременно руководство ППР рассчитывало «успокоить» ту немалую часть общества, которая восприняла появление Коминформа как подтверждение тезиса оппозиции о советизации Польши¹¹.

По поручению Политбюро ЦК ППР Я. Берман и Р. Замбровский в начале октября 1947 г. уведомили руководство ППС, СЛ и СД о состоявшемся совещании. Социалисты, если судить по сообщению их агентства печати, приняли информацию о создании Информбюро к сведению, предположив, что это событие не вызовет перемен во взаимодействии ППС и ППР. 21 октября 1947 г. ЦИК ППС обнародовал позицию партии. Он приветствовал решение компартий о создании Информбюро, соглашался с оценкой международной ситуации, оговорил свое особое понимание положения в международном рабочем движении (отрицательное отношение к «советскому опыту» и позитивное — к тактике единого фронта рабочего движения). Высказывалась надежда, что на каком-то этапе станет возможным создание социалистами и коммунистами Международной организации рабочего единства¹².

Между тем осенью—зимой 1947—1948 гг. в стране совершались перемены, свидетельствовавшие, что новый курс коммунистов уже реализуется в разных общественных сферах. Развивая успехи «битвы» за контроль над торговлей весны 1947 г., Секретариат ЦК ППР осенью критически оценил деятельность кооперации вообще и сельской в особенности. В феврале 1948 г. он обязал воеводские и гминные комитеты партии выделить из Союза сельской кооперации «Сполем», находившегося под влиянием ППС, новый централизованный Союз сельской кооперации «Крестьянская взаимопомощь». Весной 1948 г. сейм утвердил соединение экономических и контрольных функций его работы, что приспосабливало кооперацию к существованию в рамках плановой экономики¹³. Социалисты сдали свои позиции.

Отголосками решений, принятых в Шклярской Порембе, следует считать обозначившиеся изменения политики в сфере культуры, которая, как утверждает К. Керстен, «до осени 1947 г. пользовалась значительным объемом свобод и в относительно небольшой мере контролировалась властью. Коммунисты с первых своих шагов в Люблине стремились привлечь на свою сторону творческую среду, разными методами старались нейтрализовать их враждебность или неприязнь. И здесь они имели успехи». Этими успехами коммунисты в немалой степени были обязаны тому, что многие деятели польской культуры считали своим патриотическим долгом сближение с народом, выступали за широкий доступ к достижениям культуры тех, кто в довоенной Польше был лишен такой возможности. Позитивную роль играла и деятельность известного публициста, одного из идеологов ППР, определявших политику в области культуры, Е. Борейши. Теперь речь шла об усилении государственного и идеологического контроля в этой сфере, ее подчинении выполнению задач партии¹⁴.

На рубеже 1947—1948 г. отчетливо проявились изменения политики правительства в отношении католической церкви. Как утверждал Я. Берман, «мы до 1947 г. хотели привлечь к себе Костел и особенно верующих». Но в течение 1947 г. курс власти постепенно становился все жестче. Росло число священнослужителей, арестованных за связь с подпольем. В октябре 1947 г. в Министерстве общественной безопасности, где существовал департамент, который наблюдал за католической церковью, состоялось совещание актива этого ведомства. Министр госбезопасности определил католическую церковь «как наиболее организованного и сильного врага, с которым следует как можно быстрее померяться силой». В ноябре 1947 г. и в январе 1948 г. Ю. Циранкевич публично предупреждал епископат, что правительство не потерпит вмешательства церкви в политическую и общественную жизнь. Были заблокированы попытки светских и некоторых церковных католических кругов в 1947—1948 гг. создать легальную партию, опирающуюся на христианские и демократические национальные традиции¹⁵.

Принципиальные перемены происходили в крестьянском движении. Новое руководство ПСЛ во главе с Ю. Нечко, признав, что «место крестьян — на стороне народной демократии», освобождало партию от твердых сторонников Миколайчика. К концу 1947 г. в подавляющей части воеводств уже были созданы новые правления, начали действовать так называемые «межпартийные шестерки» из представителей СЛ и ПСЛ. В феврале 1948 г. было сделало заявление о том, что ПСЛ не находится в оппозиции к правительству, партия готова «укреплять и развивать все достижения народной Польши», признает народную демократию «лучшим выражением руководства трудящихся масс политической и экономической жизнью страны». С конца 1947 г. как в ПСЛ, так и в СЛ обсуждалась идея объединения людовского движения «на платформе народной демократии». В мае 1948 г. состоялось подписание Декларации о сотрудничестве ПСЛ и СЛ «в рамках крестьянско-рабочего союза» как фундамента народной демократии. Время существования оппозиционной партии закончилось¹⁶.

Но решающее значение в переходе страны к иной модели общественного устройства имело положение дел в рабочем движении.

Примечания

*. Так расценивалась ситуация польским правительством (З. Модзелевский: «...план Маршалла нацелен на возобновление германской агрессии») и ППС (Я. Станьчик: «Война — это ликвидация нашей независимости, а, может быть, и физического существования. Ведь к танцу будет приглашена Германия») (АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 30а. П. 247. Д. 3. Л. 45—46; Оп. 27. П. 195. Д. 7. Л. 44; Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 128. Д. 768. Л. 136).

**. Местом работы Информбюро стал Белград, затем, после разрыва ЦК ВКП(б) отношений с КПЮ, — Бухарест. Уже в июне 1948 г. был сформирован руководящий центр Информбюро — Постоянный секретариат, который возглавил секретарь ЦК ВКП(б) М.А. Суслов.

1. Демографическая модернизация России. 1900—2000. М., 2006. С. 412.

2. Печатное В.О. Возвращение в Фултон // Россия в глобальной политике. Т. 4. № 2. С. 14; Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5. М., 2003. С. 25. См. подробнее: Мальков В.Л. Путь к имперству. Америка в первой половине XX века. М., 2004; Печатнов В.О. Сталин. Рузвельт. Трумэн. СССР и США в 40-х годах XX века. М., 2006.

3. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 30. П. 214. Д. 5. Л. 137.

4. Там же. Оп. 29. П. 208. Д. 7. Л. 161—162.

5. Kersten K. Narodziny systemu władzy... S. 303.

6. Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Народная демократия: миф или реальность?.. С. 221; Адибеков Г.М. Как создавался Коминформ // Совещения Коминформа. 1947, 1948, 1949. Документы и материалы. М., 1998. С. 5; см. также: Адибеков Г.М. Коминформ и послевоенная Европа. 1947—1956. М., 1994; Sobór-Świderska A. Jakub Berman. Biografia komunisty. Warszawa, 2009. S. 213—214, 217—218.

7. См. подробнее: Совещания Коминформа. 1947. 1948. 1949. Документы и материалы.

8. AAN. Zespół KC PPR Sygn. 295/VII-247. Материалы и единицы хранения архива (K. 12, 15—16, 37—38, 45, 49, 53—54) цитируются по: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Народная демократия: миф или реальность?.. С. 222—227.

9. Sobór-Świderska A. Jakub Berman... S. 218.

10. Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Народная демократия: миф или реальность?.. С. 228—229.

11. Kersten K. Narodziny systemu władzy... S. 314; Polska Partia Robotnicza. Dokumenty... S. 403—421.

12. Краткая история Польши... С. 384—385; Sobór-Świderska A. Jakub Berman... S. 219.

13. PPR. Rezolucje, odezwy, instrukcje i okólniki Komitetu Centralnego PPR. I.1947—XII.1948. Warszawa, 1973. S. 187—191.

14. Kersten K. Narodziny systemu władzy... S. 319; см. подробнее: Krasucki E. Międzynarodowy komunista. Jerzy Borejsza biografia polityczna.Warszawa, 2009.

15. Цит. по: Torańska T. Oni. Warszawa, 1989. S. 162; Dominiczak H. Organy bezpieczeństwa w walce z Kościołem katolickim. 1944—1990. W świetle dokumentów MSW. Warszawa, 2000. S. 34, 54—56; Żaryn J. Dzieje Kościoła katolickiego w Polsce (1944—1989). Warszawa, 2003. S. 67, 85.

16. Z dziejów ruchu ludowego... S. 130; AZHRL. II-PSL/32, 34, 42, 2; ГА РФ. Ф. 4459. Оп. 27/1. Д. 8205. Л. 14; Д. 8195. Л. 87, 150, 154; Д. 8197. Л. 123.