Глава 10. Сентябрь

Сентябрь 1939 года вписал в анналы истории Польши много новых замечательных страниц мужества и самоотверженности тех, кого санационная клика преследовала и третировала. Образ выдающегося коммунистического деятеля Мариана Бучека, который по воле польской реакции 16 лет просидел в тюрьме, а в сентябре 1939 года выломал решетку тюрьмы в Равиче и, став во главе отряда солдат, защищавших Варшаву, погиб в бою в момент, когда санационные заправилы удирали в Румынию, навсегда останется символом горячего патриотизма, присущего борцам за свободу и социальную справедливость. В окопах Вестерплатте, Варшавы, Модлина и во многих других местах, где происходили стычки с врагом, польский народ и его солдаты с честью выдержали сентябрьское испытание.

Сентябрь 1939 года, точно молния, осветил весь путь, пройденный Польшей в течение двадцати лет независимого существования. Сентябрь 1939 года показал, что это был путь, который неизбежно вел в пропасть поражения, что строй, основанный на насилии и эксплуатации, есть вместе с тем строй национальной катастрофы. Сентябрь 1939 года вскрыл всю низость и предательство тех, кто пытался узурпировать право управлять Польшей.

Полное банкротство буржуазно-помещичьих правительств Польши межвоенного периода нашло в сентябре 1939 года свое отражение в их внешней политике. Беки, рыдз-смиглы и славой-складковские считали верхом политической изворотливости то, что после многих лет прямого пособничества гитлеризму они получили весной 1939 года англо-французские гарантии. Срывая возможность получения помощи от Советского Союза, санационные дипломаты хвастались наличием союзных соглашений с Англией и Францией, которые якобы должны были спасти Польшу от катастрофы. Трагические события сентябрьских дней показали, чего стоили бековские козыри. Англо-франко-американский империализм еще раз проявил свое действительное отношение к Польше. Были три основные причины сентябрьской катастрофы Польши: первая причина — агрессия гитлеровских захватчиков, вторая — предательство и позорная трусость польской реакции, третья — преступное коварство империалистов Запада.

В главе 6 мы вкратце разобрали мотивы, которыми руководствовалась Англия, предоставляя Польше гарантий весной 1939 года. Как известно, Англия была заинтересована прежде всего в том, чтобы укрепить свою позицию по отношению к Германии. О предоставлении действительной помощи Польше Англия и не помышляла. Западные империалисты все еще считали, что им удастся направить германскую агрессию на Восток, против СССР. Лишь позже, когда гитлеризм решился также выступить в западном направлении, противоречия между двумя империалистическими группами взяли верх, хотя тенденция к сотрудничеству не исчезала и тогда. Она проявлялась даже в кульминационный момент войны (оттяжка открытия второго фронта, тайные переговоры о заключении сепаратного договора с Гитлером за спиной СССР и т. д.). Во всяком случае, не подлежит сомнению, что в момент нападения Гитлера на Польшу мюнхенские концепции были на Западе забыты лишь формально. По отношению к Польше Мюнхен был также применен, только в ином, более циничном издании.

Вот что писал о позиции западных империалистов по отношению к Польше американский историк Ф. Шуман:

«Некоторые предлагали оставить Польшу на произвол судьбы, другие считали, что необходимо сделать более широкий жест и объявить войну. Но все предпочитали гибель Польши защите ее Советским Союзом и все надеялись, что в результате возникнет война между Германией и СССР».

Таким образом, Гитлер имел полное основание констатировать 22 августа 1939 года на сборище вожаков своей партии: «Политическая обстановка способствует нам... Ввиду этого конфликт наиболее выгоден нам сейчас... Англия фактически не хочет поддерживать Польшу».

«Компромисс» в отношении Чехословакии и объявление войны в связи с нападением на Польшу — это были лишь две формы одной и той же политики. Германия беспрепятственно бросила на Польшу 78 дивизий, оставив на Западе 11. Как признал на Нюрнбергском процессе Кейтель, «в случае если бы французы в период польской кампании перешли в наступление, они не встретили бы сопротивления со стороны Германии». Но дело в том, что правительства Франции и Англии, равно как и стоящее за их спиной правительство США, и не думали мешать гитлеровским захватчикам.

Если не считать формального объявления войны Германии, польский народ в трагические сентябрьские дни ничего не получил от Англии и Франции. Кроме банальных фраз сочувствия ничего не получил он и от Соединенных Штатов. Напрасно всматривались поляки в небо, с которого падал град немецких бомб, желая увидеть самолеты союзников. Напрасно ждал польский народ генерального наступления на западном фронте, хотя варшавские газеты кричали о «прорыве линии Зигфрида» (во что, кстати сказать, мало кто верил).

А ведь Англия и Франция приняли на себя прямое обязательство, которое должно было быть выполнено в момент, когда Германия почти все свои силы бросила на Польшу.

Как сообщает официальный санационный историк, один из наиболее доверенных людей бековского МИД, Владислав Побуг-Малиновский, протокол, подписанный 19 мая 1939 года санационным военным министром Каспшицким и начальником французского генерального штаба Гамеленом, предусматривал, что в случае нападения на Польшу Франция начнет военные действия автоматически. Действия французской авиации должны были начаться немедленно. Действия сухопутной армии на позициях линии Зигфрида — на третий день после объявления мобилизации во Франции, генеральное же наступление — на пятнадцатый день.

Одновременно (23—24 мая 1939 года) велись переговоры с англичанами. От Англии в переговорах участвовали: генерал Клейтон, командор Раулингс и полковник Давидсон. Польшу представляли генерал Стахевич (начальник генерального штаба), генерал Уейский и контр-адмирал Свирский. В результате переговоров было установлено, что английская бомбардировочная авиация начнет действия против Германии немедленно после объявления войны, причем англичане делали оговорку, что они будут бомбить исключительно военные объекты, что же касается гражданских объектов, то лишь в том случае, если немцы первые начнут их бомбить в Польше. Это обязательство было подтверждено тогдашним начальником штаба английской армии генералом Айронсайдом во время его пребывания в Варшаве в июле 1939 года.

Правда, тогда не был разработан детальный план и методы осуществления этой помощи. И вина за это также ложится на санационное командование. Однако общий смысл англо-французских обязательств не подлежал никакому сомнению, равно как и обязательство оказания Польше помощи в вооружении и снаряжении.

Между тем еще до начала войны отношение западных союзников к Польше было, деликатно выражаясь, странным. Финансовая делегация, выехавшая в Лондон, чтобы получить заем на вооружение, вернулась, по сути дела, ни с чем. Английские капиталисты, представители которых еще в августе 1939 года вели через посредство шведского промышленника Далеруса переговоры с Герингом, отнюдь не спешили с предоставлением Польше займа на покупку оружия, которое должно было быть использовано против Германии. Бывший лейбористский министр финансов Дальтон в своей книге «Hitler war», изданной во время войны, сообщает интересные детали о деятельности английского правительства:

«...в течение следующих пяти месяцев [после предоставления гарантий, то есть после 31 марта 1939 года. — М.С.] не было согласовано никаких планов. В Лондон прибыла польская финансовая делегация, но займа она не получила. Мы оказали полякам, что все наше оружие необходимо нам самим и никакого оружия мы им продать не можем. После этого они попытались купить самолеты и другое оружие в Соединенных Штатах, но мы отказали им в займе для этой цели. Поляки хотели получить заем в долларах. Мы сказали, что можем предоставить им только стерлинговый заем и что польские деньги [злотый] должны быть девальвированы. Так сэр Джон Саймон [тогдашний министр финансов. — М.С.] и финансовые работники помогали нашему союзнику. Переговоры закончились ничем, и поляки оружия не получили».

В другом месте Дальтон пишет:

«Переговоры между представителями штабов также не принесли результатов. Генерал Айронсайд в июле поехал в Варшаву. Он взял с собой минимальное количество штабных работников и пробыл в Варшаве всего несколько дней...»

Не подлежит сомнению (об этом пишет Ноэль), что, несмотря на угрозу войны, «союзнические» штабы не согласовывали между собой своих военных планов. Интерес «союзников» к военным приготовлениям Польши нашел яркое проявление в требовании... отложить всеобщую мобилизацию. В этом отношении представители западных держав мало чем отличались от папского нунция Кортези, который по поручению Ватикана усиленно настаивал на необходимости проявить уступчивость по отношению к Гитлеру...

Правда, германское вторжение в Польшу вызвало объявление Англией и Францией войны Германии. Но, во-первых, это произошло с опозданием на три дня (Чемберлен и Даладье все еще надеялись на «мирное» разрешение конфликта), а во-вторых, этот факт не имел для Польши никакого практического значения. Французские войска продвинулись на несколько километров в Саарском бассейне, не встречая, конечно, никакого сопротивления, а когда они приблизились к военным заводам Рехлинга, им был дан приказ... не повредить артиллерийскими снарядами завод. Завод остался нетронутым, а французы спустя несколько дней спокойно отошли обратно. «Деятельность патрулей» — такими были ежедневные сводки о военных действиях на западе.

То же самое можно сказать о действиях авиации. Авиация западных держав вообще не появлялась над Германией, если не считать тех немногочисленных случаев, когда сбрасывались... листовки.

В ходе кампании поляки неоднократно обращались к правительствам Англии и Франции с просьбами и требованиями об оказании хоть какой-нибудь помощи Польше. В Париже и Лондоне отвечали выражением сочувствия и разводили руками: «Мы-де бессильны».

Драматические подробности переговоров представителей Польши с правительством и командованием Великобритании в сентябре 1939 года получили огласку уже после войны в результате опубликования документов из найденного близ Вроцлава архива бывшего посла Германии в Варшаве фон Мольтке. Эти документы содержат записи бесед генерала Норвид-Нойгебауэра и майора Иллинского, отправленных в Лондон на самолете 3 сентября 1939 года. Вот несколько деталей о ходе этих переговоров.

3 сентября представители Польши прибыли в Лондон. Запись первой беседы с начальником генерального штаба английской армии генералом Айронсайдом датирована... 9 сентября. Раньше генерал не мог, очевидно, принять делегацию из-за отсутствия времени...

«9 сентября 1939 года, 9 часов. Посещение начальника штаба генерала В. Эдмунда Айронсайда. Присутствует заместитель начальника штаба Бьюмонт-Нэсбитт.

Генерал Айронсайд спрашивает, что может сделать Англия, чтобы наиболее эффективно отвлечь силы противника от Польши, и просит поделиться оперативной информацией».

Итак, 9 сентября английский штаб все еще не имел никакого плана оказания помощи Польше. Генерал Айронсайд только просил предоставить ему информацию. Получив ее вместе с просьбой о немедленном открытии действий английской бомбардировочной авиации и посылке в Польшу истребителей и средств противовоздушной обороны, он «заметил, что сухопутные действия — это дело французского командования, что же касается других вопросов, то он доложит о них на заседании начальников штабов, армии, военно-воздушных сил и военно-морского флота, а также в военном кабинете, который как раз собирается начать обсуждение вопроса о военных действиях».

Несколько минут спустя генерал Айронсайд, извиняясь за то, что у него нет больше времени, прерывает беседу и на прощание советует полякам закупить «известное количество вооружения в нейтральных государствах, в таких, например, как прибалтийские государства и Швеция».

Следующий день генерал Нейгебауэр потратил на то, чтобы добиться возможности закончить беседу с генералом Айронсайдом. Это ему удалось лишь после полудня:

«...10 сентября 1939 года, 17 часов. Встреча с генералом Айронсайдом.

Айронсайд сообщает, что он разобрался в военной обстановке в Польше и готов пойти как можно дальше в сотрудничестве и помощи. Имеются положительные известия.

Айронсайд утверждает, что авиация начала на Западе активные действия против военных объектов.

Сообщает, что после вчерашней встречи с генералом Норвид-Нойгебауэром он сообщил на заседании военного кабинета о необходимости активизировать действия английской авиации над территорией Германии. Решение до сих пор не принято. На завтрашнем заседании военного кабинета будет продолжаться обсуждение этого вопроса.

Кроме того, сообщает о транспортах военных материалов для Польши: в Констанцу прибыл пароход с истребителями — 14 «Харрикейнов» и 30 «Моран-Солнеров»; готовится следующий транспорт — 5 тысяч «Гочкиссов». 15—20 миллионов патронов, полмиллиона противогазов».

Оба сообщения (об активизации действий авиации и прибытии в Констанцу парохода с истребителями) оказались ложными. Польша не видела в сентябре 1939 года ни одного английского самолета, а ведь если бы самолеты были в Констанце 10 сентября, то 11-го они могли бы быть в Польше.

Генерал Норвид-Нойгебауэр выдвинул проект посылки в Польшу 100 истребителей типа «Харрикейн», которые в течение двух часов могли бы перелететь с французских баз в Польшу. Генерал Айронсайд не мог сказать, что Англия не в состоянии послать истребители. Поэтому он сослался на... министерство авиации:

«В принципе генерал Айронсайд одобряет этот проект, но указывает, что окончательное решение зависит от министра авиации. Одновременно генерал Айронсайд заверяет, что он готов послать в Польшу любые военные материалы, имеющиеся в Англии».

После окончания переговоров генерал Нойгебауэр сообщил в Варшаву:

«Сегодня после довольно сильного нажима, вызванного тем, что английские власти хотели отложить беседу, генерал Айронсайд заверил, что сделает все возможное, чтобы повлиять на политических деятелей».

В этом — объяснение всего или почти всего: политические соображения мешали Англии оказать помощь боровшемуся польскому народу. Какие именно политические соображения, — это не требует пояснения после того, как мы ознакомились с приведенными в предыдущих главах документами. 13 сентября генерал Нойгебауэр направил генералу Айронсайду письмо, в котором, в частности, констатировал следующее:

«...Мы стоим перед фактом отказа использовать мощные воздушные силы Англии, а также отказа в помощи, которую могла бы оказать английская армия, возместив потери в технике и естественный износ материальной части польской авиации».

На следующий день генерал Айронсайд опять был занят. Кончая беседу с его заместителем генералом Бьюмонт-Нэсбиттом, генерал Норвид-Нойгебауэр «констатирует вполне определенно, что Англия не сдержала, как и прежде, своих обязательств, ибо в течение 14 дней войны мы остаемся предоставленными самим себе и помощь, которая должна была быть направлена в Польшу в результате переговоров с генералом Клейтоном, происходивших в мае в Варшаве, не была предоставлена Польше».

15 сентября генерал Айронсайд дает окончательный ответ; 15 сентября 1939 года в 15 часов генерала Норвид-Нойгебауэр а приглашают в военное министерство, где он имеет продолжительную беседу с генералом Айронсайдом, который в связи с беседой с генералом Бьюмонт-Нэсбиттом заявляет:

«Кроме 10 тысяч «Гочкиссов» и 15—20 миллионов патронов, Англия не может в настоящее время предоставить Польше ничего из военных материалов — ни танков, ни зенитной и противотанковой артиллерии, ни истребителей, ни обмундирования. Первые транспорты из Англии можно ожидать не раньше как через 5—6 месяцев».

Начальник английского генерального штаба закончил беседу добрым советом:

«Он вновь советует произвести закупки в нейтральных государствах — в Бельгии и Испании. Упоминает также Канаду. Он считает такие закупки наиболее быстрым разрешением проблемы. Он не предвидит никаких возражений со стороны министерства финансов на расходование за пределами Англии средств из суммы 8 миллионов фунтов стерлингов, находящихся в Лондоне. Он считает, что для того, чтобы выиграть время, нужно быстро сделать заказы, подписать контракты и лишь потом приступить к урегулированию формальностей, связанных с перевозками. В этом отношении он обещает свою помощь и должный нажим на финансовые круги».

Таким было последнее слово генерала Айронсайда. Как назвать его? Как расценить сделанное Айронсайдом 15 сентября предложение заключить контракт на поставку оружия из нейтральных государств, в том числе из франкистской Испании? Спокойно говорить об этом нет возможности.

В дни, когда горит Варшава, генерал Айронсайд заявляет, что первые транспорты из Англии могут прибыть лишь через 5—6 месяцев. Его французский коллега генерал Гамелен записывает в своем дневнике, что Франция сможет оказать помощь Польше в 1940 году, а к наступлению на широком фронте она подготовится лишь в 1941 или 1942 году. Не стоит комментировать эти сроки, не стоит доказывать, были они обоснованы или нет. За нас сделали это другие; за нас сделал это сам премьер Чемберлен. 19 марта 1940 года Чемберлен заявил в парламенте, что в течение трех месяцев (декабрь 1939 года — февраль 1940 года) Великобритания послала в Финляндию 101 самолет, свыше 200 орудий, сотни тысяч комплектов боеприпасов, авиабомб и противотанковых мин. Одновременно Даладье сообщил в палате депутатов, что Франция передала Финляндии 175 самолетов;

496 орудий, 5 тысяч пулеметов, 20 миллионов патронов и гранат, а также другое оружие. Кроме того, согласно заявлению Чемберлена, в середине марта был готов к отправке английский экспедиционный корпус численностью в 100 тысяч человек и французский — численностью в 50 тысяч человек (последний находился в порту и ждал отправки уже 28 февраля). 17 апреля 1940 года командующий 150-тысячной союзнической армией на Ближнем Востоке генерал Вейган докладывал Гамелену:

«Мы находимся уже на такой стадии подготовки к бомбардировке нефтяных районов Кавказа, что имеем возможность определить, когда эти действия могут быть осуществлены».

Что изменилось в течение этих нескольких месяцев? Почти ничего, поскольку дело касается возможностей Англии и Франции; очень многое, поскольку дело касается их желания действовать. В сентябре 1939 года речь шла о помощи народу, ведшему неравный бой во имя защиты своей независимости от гитлеровской Германии. В декабре 1939 года речь шла об оказании помощи финским реакционерам, воевавшим против Советского Союза и вскоре ставшим официальными и самыми верными союзниками Гитлера в его походе против СССР. Поэтому-то Финляндия получила то оружие, которое не получила Польша, поэтому в Финляндию даже посылались экспедиционные корпуса. А ведь Англия и Франция не имели по отношению к Финляндии никаких обязательств, не заключали с ней никаких договоров, не давали ей никаких торжественных обещаний...

Позиция, занятая государствами Запада по отношению к Польше в сентябре 1939 года, является ярким примером их циничных политических махинаций. Польша отделяла Германию от СССР. Западные государства, стремившиеся вызвать конфликт на Востоке, умыли руки, когда помощь Польше была необходима. Вот она, правда! Ее нельзя опровергнуть. Польский народ был оставлен в одиночестве перед лицом смертельного врага.

* * *

С циничным удовлетворением встретили западные империалисты дело своих рук — поражение Польши. Особенно развязно вели себя представители «нейтральных» Соединенных Штатов. Ванденберг, вернувшийся из своего путешествия уже после того, как началась война, заявил совершенно спокойно, что «для Соединенных Штатов не имеет значения, которая из сторон победит». Линдберг, получивший от Гитлера орден, прямо заявил: «Война против Германии — ошибка; настоящую войну нужно вести на Востоке».

Генерал Маршалл дал следующую оценку положения, создавшегося после поражения Польши: «Польша попала в ярмо, но положение в Западной Европе, по сути дела, стабилизировалось». 12 октября 1939 года Уолтер Липпман следующим образом выразил в «Нью-Йорк геральд трибюн» расчеты и надежды американских, английских и французских империалистов:

«Вопрос не в том, каковы будут границы Германии, Польши или Чехословакии, а в том, где будет проходить граница между Европой и коммунизмом. Главный вопрос войны в том, вернется ли Германия в ряды государств Запада как защитник Запада».

Этот «главный вопрос» не перестает занимать западных империалистов и по сей день. Он занимал их осенью 1939 года и зимой 1940 года, когда они вели «странную войну», готовясь к нападению на СССР через Финляндию и Кавказ и предоставляя Гитлеру время для спокойного накапливания сил для дальнейшего наступления. Он занимал их и после 1941 года, когда они перед лицом героических усилий Советского Союза, громившего мощные вооруженные силы гитлеровской Германии и ее союзников, всячески тормозили открытие второго фронта в Европе и непрерывно вели переговоры с представителями Гитлера о целью окончания войны на Западе и обращения всех сил против СССР. Он занимал их и тогда, когда Советский Союз разгромил гитлеровскую Германию, когда они, в нарушение ялтинских и потсдамских соглашений, шаг за шагом восстанавливали экономические основы германского милитаризма, когда они брали под свое покровительство военных преступников, пытались задушить в зародыше все то, что должно было служить делу создания новой, мирной и демократической Германии. Этот вопрос занимает их и сегодня, когда они уже явно, отбросив всякую маскировку, превращают Западную Германию в основной бастион новой агрессии, когда из нового вермахта создают ядро «европейской» армии стран Атлантического пакта под американским командованием, сейчас, когда они разжигают германский шовинизм, планируя новые разбойничьи походы на Восток, и прежде всего на Польшу с ее границей на Одере и Нейссе.

Сентябрьская катастрофа и события всего предшествующего ей периода, события, подготовившие эту катастрофу, являются столь ярким обвинительным актом против империалистов Запада и против класса, стоявшего у власти в довоенной Польше, что империалистическая пропаганда по сей день напрягает все свои силы, чтобы фальсифицировать эти события, скрыть правду о сентябре, о его причинах и выводах, которые из него следуют.

В небогатом арсенале приемов пропаганды, используемых радио и прессой империалистических стран при освещении сентябрьской катастрофы, видное место занимают лживые «материалы и документы» о германо-советских отношениях периода 1939—1941 годов. При помощи этих «документов» пропагандисты «Голоса Америки» и Би-би-си лезут из кожи вон, чтобы «доказать» миру, что пакт о ненападении, заключенный Советским Союзом с Германией 23 августа 1939 года, был якобы сговором, долженствовавшим вызвать войну и «четвертый раздел Польши», а выступление Красной Армии 17 сентября 1939 года будто бы привело к военному поражению Польши.

Нетрудно догадаться, какова цель этой шумной клеветнической кампании. Империалистические инициаторы этой кампании и их прислужники из лагеря польской реакции хотят таким путем не только снять с себя ответственность за все то, что произошло в сентябре 1939 года. Они хотят, чтобы шум о мнимом «советско-гитлеровском сговоре» хотя бы на некоторое время отвлек внимание от действий Америки, Англии и Франции в Западной Германии, где возрождается германский империализм. Они хотят скрыть такие очевидные факты, как решающая роль СССР в освобождении Польши и всего мира от гитлеризма, как нынешняя руководящая роль Советского Союза во всемирном движении за прогресс, мир и суверенитет народов. Они жаждут хотя бы до известной степени замаскировать свою антипольскую позицию, находящую наиболее яркое проявление в Атлантическом пакте, означающем возрождение германского милитаризма в худшем его виде, в поддержке требований германских реваншистов относительно возвращенных польских земель.

Итак, фальсификаторы истории заботятся отнюдь не о восстановлении исторической истины. Они искажают ее. Искажение исторической истины необходимо опекунам шахтов, рундштедтов, манштейнов для проведения политики, направленной против мира, против прогресса, против Польши. И весьма характерно, что чем больше проходит времени от памятных сентябрьских дней и окончания войны, тем выше поднимается мутная волна клеветы, назойливо распространяемой реакционной пропагандой. Вдохновители и организаторы этой кампании, очевидно, рассчитывают на то, что память у людей коротка и что по прошествии ряда лет можно уже безнаказанно искажать историческую правду.

Внешняя политика Советского Союза межвоенного периода была нами детально освещена в предыдущих главах. Мы разбирали также причины и истинный смысл: советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 года. Поэтому нет никакой необходимости доказывать полную абсурдность обвинений, распространяемых клеветниками. Однако чтобы не оставить ни одной лазейки для враждебной пропаганды, мы сделаем несколько замечаний по поводу так называемого «вопроса о 17 сентября 1939 года», то есть о вступлении Красной Армии на бывшую территорию Польши.

В первый же день войны, 1 сентября 1939 года, советский посол в Варшаве в ответ на запрос Бека сделал заявление о нейтралитете СССР в польско-германском конфликте. Советский Союз соблюдал этот нейтралитет самым точным образом. Красная Армия перешла бывшую польско-советскую границу 17 сентября 1939 года, в момент, когда стало очевидным, что кампания полностью проиграна, когда немцы беспрепятственно могли занять остальную часть страны, когда удирающее в Румынию польское правительство уже не имело никакой власти.

Разгром Польши не вызывал, к сожалению, никакого сомнения уже по истечении нескольких дней кампании. Трагизм положения был усилен вследствие полной бездарности и малодушия санационного командования. Пожалуй, ни один приказ Рыдз-Смиглы, изданный им в период кампании, не возымел положительного действия на ее ход. Наоборот, все его приказы лишь усиливали хаос и были причиной бессмысленной гибели многих тысяч людей.

Своего рода показателем того, как быстро наступило поражение Польши, может служить быстрота, с которой верховный главнокомандующий, президент и правительство панически бежали в юго-восточном направлении.

Уже 6 сентября Рыдз-Смиглы удрал из столицы, оборону которой взяло на себя варшавское население. Рыдз-Смиглы убегал столь быстро, что даже не успел обеспечить себе связи с начальником генерального штаба генералом Стахевичем. С этого момента верховный главнокомандующий, президент и правительство находились в постоянном, все убыстряющемся движении...

7 сентября Рыдз-Смиглы был в Бресте, 10 сентября переехал во Владимир-Волынский, 13-го выехал в Млынов (близ Дубно), 15-го был уже в Коломне (50 километров от румынской границы). 17 сентября верховный главнокомандующий был в Косове (10 километров от румынской границы). Уже 14 сентября на самую румынскую границу выехали также президент Мосцицкий и правительство. Вот как Славой-Складковский описывает в своих мемуарах резиденцию Мосцицкого в Залуче (16 сентября):

«Имение и деревня расположены на левом берегу реки Черемош, неподалеку от ее впадения в Прут. Отсюда виден вокзал в Снятыне и часть города. По другую сторону Черемоша — уже Румыния».

Реакционная публицистика упорно муссирует версию, будто эвакуация польского правительства в Румынию произошла лишь в результате вступления Красной Армии в пределы бывшей Польши. Это явная ложь. Вот как описывает эвакуацию ее очевидец Побуг-Малиновский, который уж никак не может быть заподозрен в антипатии к санации:

«Вопрос о переезде высших органов власти на запад, на территорию союзников, возник не в Кутах и не в последние дни или часы пребывания на польской земле. Отнюдь нет! Этот вопрос — чрезвычайно трудный, неприятный, деликатный и трагический — обсуждался уже в начале второй недели войны. В ходе секретных и конфиденциальных бесед, происходивших 9 сентября, кампанию в Польше считали проигранной».

Именно в этот день, 9 сентября, вице-министр иностранных дел Шембек согласовывал с послом Ноэлем вопрос о предоставлении польскому правительству «убежища» на территории Франции. 11 сентября беседовал на эту тему с Ноэлем Бек, получивший соответствующие заверения. Оставалось лишь согласовать с румынским правительством вопрос о проезде через Румынию. Побуг-Малиновский пишет:

«В Кутах, в субботу 16 сентября, надо было уже конкретно обсудить этот вопрос с румынами; соглашение с Францией о праве пребывания необходимо было дополнить соглашением с румынами о праве проезда».

На сей раз Рыдз-Смиглы действовал без промедлений. Пограничный мост в Кутах был «форсирован» с молниеносной быстротой. Никому из этих беглецов, забившихся 17 сентября в переполненные чемоданами лимузины, стоявшие у румынского пограничного поста, и в голову не пришло вернуться к боровшимся отрядам, прорваться на самолете в столицу или Модлин, что было, по признанию самого Рыдз-Смиглы, вполне возможно.

И после всего этого в декабре 1939 года обанкротившийся президент Мосцицкий имел еще наглость произнести слова, которые должны войти в историю как образец безнадежной политической тупости.

«С оттенком спокойного и грустного удивления, — пишет Побуг-Малиновский, — говорил он [Мосцицкий], что поляки грозят ему трибуналом, а ведь конституция... гласит, что он за свои действия отвечает лишь перед богом и историей».

Санационные предатели, как огня боявшиеся ответственности перед народом и ссылавшиеся на «бога и историю», остались верны себе до конца...

* * *

17 сентября советские войска перешли бывшую границу Польши. К этому времени военная кампания в целом была уже фактически закончена. Оставалось лишь несколько изолированных очагов сопротивления, которые свидетельствовали о мужестве польских солдат, но не могли оказать влияния на общий ход событий. Восточнее Вислы 17 сентября войска всех трех польских фронтов были разбиты, окружены и истреблялись врагом. Войска северного фронта под командованием генерала Домб-Бернацкого, равно как и войска центрального фронта, которыми командовал генерал Пискор, были сбиты в кучу на западном берегу реки Буг. Примерно такой же была судьба войск южного фронта (командовал генерал Соснковский), окруженных в районе Львов — Перемышль. Вся эта территория больших и малых «котлов» была охвачена немцами широким полукольцом с востока: 16 сентября установили между собой контакт двигавшаяся по восточному берегу Буга с севера третья германская бронетанковая дивизия и двигавшаяся с юга четвертая мотомеханизированная дивизия. Таким образом были отрезаны все сражавшиеся на левом берегу Буга остатки польских войск.

В этих условиях вступление Красной Армии на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии не могло иметь никаких отрицательных последствий для судеб войны. Этим путем Советский Союз уберег от захвата Гитлером земли, населенные в большинстве своем украинцами и белорусами, земли, отторжение которых от СССР противоречило принципу самоопределения наций и о которых советское правительство не ставило до того вопроса перед Польшей только потому, что не хотело осложнять ее положение перед лицом германской угрозы. В условиях, создавшихся в результате поражения, объединение Западной Украины и Западной Белоруссии с братскими советскими республиками было естественным и полностью обоснованным явлением.

Вместе с тем занятие Красной Армией линии Буга имело огромное значение с точки зрения борьбы против гитлеровской Германии, к которой Советский Союз готовился уже тогда. Выдвижение линии будущего фронта на несколько сот километров на запад облегчило действия Красной Армии в первый период советско-германской войны и не дало возможности Гитлеру использовать в период с 1939 по 1941 год Западную Украину в качестве базы для диверсионной работы на территории СССР. Тот факт, что первые битвы в германо-советской войне разыгрались под Брестом и Львовом, а не под Минском и Киевом, сыграл большую роль в деле разгрома гитлеровской Германии. Даже Черчилль вынужден был тогда признать, что это мероприятие советского правительства значительно укрепило позиции СССР. 1 октября 1939 года Черчилль заявил по радио:

«То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае, позиции заняты и создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не осмеливается напасть. Когда г-н фон Риббентроп был вызван на прошлой неделе в Москву, то это было сделано для того, чтобы он ознакомился с этим фактом и признал, что замыслам нацистов в отношении Балтийских государств и Украины должен быть положен конец»¹. В течение всего дальнейшего периода Советский Союз продолжал политику накопления сил для борьбы против гитлеровского фашизма. Этой цели служил решительный отпор, данный Советским Союзом в ответ на провокации финских реакционеров: советско-финский мирный договор, заключенный после победы над связанной уже тогда с Гитлером и получавшей помощь от западных государств Финляндией, отодвинул линию обороны на 150 километров от Ленинграда. Этой цели служило также вступление советских войск летом 1940 года на территорию Латвии, Литвы, Эстонии, а также Молдавии и Северной Буковины, которые присоединились к СССР.

«Что было бы, — читаем мы в исторической справке Советского Информбюро «Фальсификаторы истории», — если бы СССР не создал «восточного» фронта еще до нападения Германии — далеко на западе от старых границ СССР, если бы этот фронт проходил не по линии Выборг — Каунас — Белосток — Брест — Львов, а по старой границе Ленинград — Нарва — Минск — Киев?

Это дало бы возможность войскам Гитлера выиграть пространство на сотни километров, приблизив немецкий фронт к Ленинграду — Москве — Минску — Киеву на 200—300 километров, серьезно ускорило бы продвижение немцев в глубь СССР, ускорило бы падение Киева и Украины, привело бы к захвату Москвы немцами, привело бы к захвату Ленинграда соединенными силами немцев и финнов и заставило бы СССР перейти на длительную оборону, что дало бы немцам возможность высвободить на востоке дивизий пятьдесят для высадки на английские острова и для усиления немецко-итальянского фронта в районе Египта. Вполне вероятно, что английскому Правительству пришлось бы эвакуироваться в Канаду, а Египет и Суэцкий канал попали бы под власть Гитлера.

Но это не все. СССР был бы вынужден перебросить большую часть своих войск с маньчжурской границы на «восточный» фронт для усиления своей обороны, а это дало бы возможность японцам высвободить до 30 дивизий в Маньчжурии и направить их против Китая, против Филиппин, против Юго-Восточной Азии вообще, в конечном счете — против американских вооруженных сил на Дальнем Востоке.

Все это привело бы к тому, что война затянулась бы по крайней мере еще года на два, и вторая мировая война была бы окончена не в 1945 году, а в 1947 году или несколько позже».

Одновременно с созданием мощного фронта против гитлеровской Германии в СССР велась энергичная подготовка в военно-экономической области. Решения XVIII конференции ВКП(б) явились могучим фактором мобилизации масс к усилению темпов и улучшению работы основных отраслей промышленности и транспорта. Осуществление этих решений имело огромное значение для усиления оборонно-экономического потенциала СССР как в период, непосредственно предшествовавший началу советско-германской войны, так и в период войны.

В то время как западные государства, и прежде всего Франция, пожинали трагические плоды своей политики изоляции СССР, которая в конечном счете привела к изоляции их же самих и к поражению Франции, Советский Союз, несмотря на неслыханно трудные условия, систематически, шаг за шагом готовил предпосылки для будущей победы.

Примечания

1. «Фальсификаторы истории» (Историческая справка). М., 1948, стр. 58.