«ЛУЧШЕ БЫ МЫ СДАЛИСЬ ГИТЛЕРУ»?

КАТЫНИ ОТ БУГА ДО ВОЛГИ
Из показаний обервахмистра охранной полиции Г. Ф. Адамеца

КО МНЕ, ПАТРИКУ В. Мак Магону, 2-му лейтенанту, уполномоченному принимать присягу, лично явился Герхард Франц Адамец, который, будучи приведен к присяге, на немецком языке собственноручно написал и подписал следующее заявление:

«Мое имя и фамилия Герхард Адамец, я родился 1.4,1907 г [ода] в Кримнштаде ^{{{* Так в документе.}}} — Неивизе при Оппельне.

Моя профессия — фермер, у меня было мое собственное сельское хозяйство в Эренфельде при Оппельне. Ввиду того что у меня были долги и нужно было заплатить за приданое моей сестры, я был вынужден продать хозяйство. После этого я стал торговым представителем, В конце ноября или декабря 1932 года я вступил в партию, но я не посещал собраний, т. к. меня это больше вообще не беспокоило, и поэтому меня после непродолжительного срока исключили.

4.12.1939 г [ода] меня призвали на службу в полицию безопасности в Оппельне (Верхняя Силезия, Германия) в качестве полицейского стрелка в 4-ю роту 83-го полицейского резервного батальона.

15.12.1939 г[ода] рота была переведена в Катовице. В конце 1940 года рота была переведена снова а Гинденбург в Верхней Силезии, в феврале или марте 1941 года мы перешли в Кенти (Верхн[яя] Силезия). За время с 4.12.1939 г[ода] до октября 1941 г[ода] я получил в вышеуказанных местах свое военное и полицейское основное образование.

С начала октября до 15 ноября 1941 г[ода] я нес в Оппельне караульную службу. За все это время я не был членом партии, СС или войск СС, СД или гестапо. Я был только служащим гражданской вспомогательной полиции. С середины декабря 1941 г[ода] по 24 августа [19]43 г[ода] я состоял в резерве в качестве вахмистра. Позже я был обервахмистром в городской команде (состав приблизительно около 60 чел[овек]) охранной полиции в Каменском, неся обычную службу порядка. Нас не касались уголовные дела. Каменское — город на Украине, имевший приблизительно 120 000 жителей до войны, расположенный в 40 км от Днепропетровска.

24.8.43 года я и вахмистр резерва Франц Матисек получили от командира охранной полиции майора Петера Бургфельга приказ сдать все лишние вещи и явиться а Днепропетровск. Мы думали, что нас посылают на фронт. В Днепропетровске мы доложили о себе лейтенанту охранной полиции Винтеру, а затем приблизительно из 40 других служащих охранной полиции были построены в колонну. Никто из нас не знал, какую мы должны были нести службу. Через несколько дней перед самым нашим отъездом в Киев к нам пришли 6—8 человек из службы безопасности, однако и они нам ничего не сказали о нашей будущей службе.

Мы, т. е. 40 человек охранной полиции, были посланы преимущественно из городов генерального округа Днепропетровска, а именно: по 2—4 человека от каждого городского 9 П-КДФ. Впоследствии мыостались вместе с теми 6—8 людьми службы безопасности и были известны как группа 1005б...

Приблизительно 5.9.43 г[ода] мы, 40 служащих охранной полиции из отряда 1005б, покинули Днепропетровск и были направлены в Киев. Киев является столицей Украины. Нас поместили на несколько дней в казармах киевской охранной полиции. Приблизительно 10.9 нам было объявлено, что мы должны направиться для подкрепления группы, которая несла службу вблизи от Киева, однако нам при этом не было сказано, какую мы будем выполнять службу. Эта группа, какмы узнали позднее, обозначалась номеров 1005а. В тот же самый день из отряда 1005б пришел приказ, чтобы нас погрузить на грузовики и отвезти на старое кладбище, расположенное приблизительно в 5 км от Киева. Наш лейтенант Винтер приказал нам сойти с грузовиков, и на кладбище нас построили по три человека.

Насколько я помню, ни один из людей службы безопасности не присутствовал на месте. Наш лейтенант Винтер доложил о нашей колонне оберлейтенанту Ханишу, цугфюреру охранной полиции отряда 1005а. На этом месте пахло трупным запахом, который одурманивал нас, мы закрывали носы и придерживали дыхание.

Оберлейтенант Ханиш обратился к нам с речью, из которой я помню следующие отрывки:

«Вы прибыли на то место, где вы должны нести службу и поддерживать своих товарищей. Вы уже чувствуете запах, который исходит из кухни, находящейся позади нас. Мы все должны привыкнуть к этому, и вы все должны исполнять свои обязанности. Нужно будет охранять заключенных, и очень тщательно. Все, что здесь происходит, — это тайные дела империи. Каждый из вас отвечает своей головой, если у него убежит заключенный. И помимо этого данный человек будет подвергнут особому режиму. То же самое ожидает того, кто что-либо выболтает или не будет достаточно осторожен в переписке. Каждый приказ, который будет дан, должен беспрекословно выполняться».

После этой речи оберлейтенанта Ханиша нас вывели для того, чтобы познакомить с местом, где мы должны были нести службу. Нас вывели с кладбища и привели к прилегаемому полю. Дорога, которая шла через это поле, была с обеих сторон оцеплена полицейскими, которые отгоняли всех приближающихся лиц. На поле мы увидели около 100 человек заключенных, отдыхающих от работы. Ноги каждого заключенного были закованы в цепи, приблизительно 3,5 м[етров] длиной. Заключенные были одеты в гражданское платье. Насколько я мог судить, заключенные были евреями. Я не мог установить их национальности или другие какие-либо подробности. Я не мог сделать этого и позднее, так как служба безопасности строго запрещала разговаривать с ними или даже приближаться к ним.

Работа заключенных состояла в том, как мы узнали впоследствии, чтобы выкапывать трупы, которые были зарыты здесь в двух массовых могилах, переносить их, складывать в две огромные груды и сжигать. Трудно установить, однако я предполагаю, что на этом месте было погребено от 40 до 45 тысяч трупов, В одном противотанковом рву была устроена могила, которая частично была заполнена трупами. Этот ров был длиной в 100 м[ет-ров], 10 м[етров] шириной и глубиной 4—5 метров. Вторая массовая могила находилась по другую сторону дороги, приблизительно в 200 м[етрах] от противотанкового рва. Во второй массовой могиле находилось около 15 000 трупов. Здесь были трупы и большие, и маленькие. Можно предполагать, что это были мужчины, женщины и дети. Я никогда не мог узнать, от чего умерли эти люди или каким образом они были убиты. Я думаю, это были евреи, гражданские лица. Однако нельзя было точно установить, так как трупы сильно разложились. От одежды ничего не осталось. Трупы были погребены, по-видимому, более года тому назад, и от них ничего не осталось, кроме скелетов. Я только один раз взглянул на эти трупы и позднее никогда не делал этого, так как от трупного запаха мне делалось плохо, и на многие месяцы я потерял аппетит.

В тот день, когда мы прибыли на это место (около 10.9.43 года) не поле было 3—4 небольшие груды трупов. Каждая такая груда состояла приблизительно из 700 трупов, была около 7 м[етров] длиной, 4 м[етров] шириной и 2 м[етров] высотой. В самом противотанковом рву, который частично был уже очищен, находились по три больших кучи трупов, каждая по 2000 чел[овек], Около 8 м[етров] длиной, 3 м[етров] высотой, 8 м[етров] шириной. Позже нам было сказано, что эта работа (выкапывание и сожжение трупов) уже была начата приблизительно за месяц до прибытия отряда 1005б.

Как здесь, так и в других местах я наблюдал следующий метод работы (сожжение трупов), который применялся: посредством железных крючков трупы стаскивались в определенное место, а затем складывались на деревянный настил. Затем вся груда трупов обкладывалась дровами, обливалась нефтью и бензином и поджигалась.

Нас, полицейских из отряда 1005б, потом повели обратно на кладбище в кухню. Однако никто из нас не мог есть из-за жуткого запаха и из-за воспоминаний о виденном. Потом нам было сказано, что мы должны помогать полицейским из отряда 1005а, который состоял из 40 полицейских и из 6—8 человек службы безопасности, чтобы организовать внутреннюю и внешнюю цепь постов. Служба полицейских заключалась в том, чтобы нести охрану, в то время как чиновники службы безопасности следили за работой заключенных (выкапывание, складывание и сожжение трупов). Внутренняя цепь постов следила за тем, чтобы ни один заключенный не смог убежать. Эта цепь образовывала большой круг, приблизительно в 100 метрах от места, где работали заключенные. Внешняя цепь следила за тем, чтобы не подходили близко некомпетентные люди (гражданские или военные).

В своей речи приблизительно числа 11.9.43 г[ода] оберлейтенант Ханиш заявил, что все, что здесь происходит, и вce, что мы увидели, является секретным делом империи и в том случае, если мы выболтаем об этом каким-либо образом третьему лицу, тс мы сами и наши семьи, а также и соучастники будут подвергнуты особому режиму и устранены.

В эти же дни или последующие (11.9.43 года) нам было приказано подписать бумагу, которая называлась «Тайное дело империи», где шла речь о вышеуказанном.

Работа по выкапыванию и сожжению [трупов] в Киеве шла по такому же методу, как я описывал раньше, и продолжалась до 1.10.43 г[ода].

Оберштурмфюрер Бауманн из группы «а» бывал там не менее одного раза в день, а Кауфф из группы «б» нес там службу постоянно. Из людей, служивших в службе безопасности в Киеве, насколько я помню, были Лёве и Германн. Фидлер и Крещенский остались в Днепропетровске у гауптштурмфюрера Цитлова. Несколько я знал, Цитлов давал приказы командиру взвода группы 1005б лейтенанту Винтеру, в то время как оберштурмфюрер Бауманн отдавал приказы командиру взвода группы 1005а оберлейтенанту Ханишу, Во время киевского периода группе «б» подчинялась оберштурмфюреру Бауманну. Позднее мы подчинялись до Львова снова гауптштурмфюреру Цитлову, Во Львове мы были подчинены гауптштурмфюреру Хельфсготту. Цитлов, Хельфсготт и Бауманн получали свои приказы, насколько я знаю, от штандартенфюрера Блобеля. Штандартенфюрер Блобель инспектировал эту работу один раз в Киеве приблизительно 20.9.43 г[ода], я его видел там один раз, он, возможно, навестил оберштурмфюрера Бауманна, квартира которого находилась над кухней. Лёве и Германн несли автослужбу, во всяком случае я их не видел, чтобы они наблюдали за работой. Горы трупов только тогда сжигались, когда одна гора или больше были готовы, покрывались дровами и обливались нефтью и бензином. Заключенные получали обильную и до некоторой степени хорошую пищу, и я видел однажды, как они получали во время работы водку.

Они работали с 7 часов до 18 часов и имели 1—2 часа обеденного перерыва.

Заключенные в Киеве и в других местах, где мы должны были стоять на постах охранной полиции, были разбиты службой безопасности на рабочие группы в 30 человек, за которыми наблюдал надзиратель, который сам являлся заключенным. Вся работа находилась под наблюдением сотрудников СД. В Киеве на этой работе вначале было занято 100 чел[овек] заключенных, но позднее это число увеличилось примерно до 330 человек.

Заключенные жили в деревянных бараках, которые уходили наполовину в землю и снаружи были покрыты песком, находились они примерно в 100 метрах от массовой могилы в противотанковом рву. Мы, полицейские, жили в двух деревянных бараках на другой стороне дороги в 2 км от этого места. Мы, полицейские, несли эту службу против своей воли, но мы должны были выполнять приказы, иначе мы могли бы подвергнуться наказаниям. Мы даже долго обсуждали вопрос, что, возможно, среди нас находится неузнанный сотрудник СД. Мне самому казалось, что я являюсь рабом времен средневековья, мы, полицейские охранной полиции, работали в страхе.

Примерно 29.10.43 г[ода] в 4 ч[аса] 15 м[инут] утра во время сильного тумана убежало человек 30 заключенных. Они сорвали свои ножные цепи, с ревом вырвались из своих бараков и разбежались в разных направлениях. Человек 6 было убито, остальным удалось уйти из-за сильного тумана. Во время наших безуспешных поисков пришел оберштурмфюрер Бауманн и сказал нам после нашего возвращения; «Вы знаете, что то, что здесь происходит, является секретным делом империи и что, если убежит кто-либо из заключенных, вы будете отвечать за это своею жизнью и вы также тогда будете брошены на одну из куч». Мы оправдывались тем, что виновато СД, которое недостаточно хорошо охраняло землянки. СД было ответственно за побег заключенных. Бауманн нам сказал: «Вы можете выбрать себе место на куче», но в этот день ничего не случилось. Мы были тотчас же допрошены, и через два дня нам сказали, что 14 полицейских (которые в эту ночь дежурили) и оберлейтенант Ханиш, который отвечал за оба взвода охранной полиции, должны быть подвергнуты особому режиму. Нас посадили в одиночные камеры предварительного заключения в тюрьму СД в Киеве. Мы, 14 полицейских, а также оберлейтенант Ханиш оставались там в одиночных камерах предварительного заключения около 10 дней, с 1.10.43 [года] до 10.10.43 года. Я запомнил эту дату, т. к. 1 октября является моим днем рождения. Еда наша состояла из картофельной шелухи и хлеба, причем каждый день одно и то же. Только из сотрудников СД никто не был заключен. Мой друг Франц Матисек сказал мне, что в то время, когда нас посадили, оберштурмфюрер Бауманн обратился с речью к группам 1005а и 1005б, в которой он заявил, что он имеет полное право расстреливать любого из нас, а также и вообще тех, кто отказывается нести положенную службу.

Спустя 10 дней мы были вместе с 12 товарищами и оберлейт[енантом] Ханишем выпущены (верхушка взвода охранной полиции группы «а» осталась в заключении). Нам сказали, что мы должны нести службу и дальше, имея дисциплинарное взыскание. В заключение нас направили в Бердичев, причем нам сказали, что наша группа 1005б уже там. Я знаю, что во время нашего предварительного заключения оберлейтенант Ханиш писал одному известному генералу охранной полиции, где он описал ему наше положение и просил его о помощи. Примерно 30.9.43 [года] работа была окончена (выкапывание и сожжение трупов), и все 330 заключенных, которые здесь работали, были убиты. Они были убиты следующим образом: их приводили группами в 20 человек к месту в противотанковом рву под надзором полицейских, которые действовали по прямому приказу оберштурмфюрера Бауманна. Я думаю, что полицейские были отпущены службой безопасности, и я не думаю, чтобы кто-либо из охранной полиции присутствовал при умерщвлении. Я нес ночное дежурство и слышал серию одиночных выстрелов вскоре после того, как к этому месту была приведена одна группа. Я находился примерно в 100 м[етрах] от этого места. Приблизительно 8—12 человек стояли на постах во внутренней цепи и 8—12 чел[овек] во внешней; они тоже должны были слышать стрельбу, однако, вероятно, ничего не видели. Я предполагаю, что расстрел был произведен сотрудниками СД гр[уппы] «а»,

В других местах, где я нес охранную службу, заключенные, после того как была закончена работа (выкапывание и сожжение трупов), были умерщвлены после того, как их группами или поодиночке под охраной полицейских, выделенных для этой цели, выводили к указанному СД месту.

Затем эти полицейские посылались назад для того, чтобы доставить сюда новых заключенных. После этого сотрудники СД заставляли заключенных ложиться лицом вниз на деревянный настил, и они сейчас же получали выстрел в затылок. Заключенные в большинстве случаев без сопротивления подчинялись приказу, ложась рядом со своими уже расстрелянными товарищами. Я думаю, что у заключенных наступал нервный шок при виде их расстрелянных товарищей и потому, что они уже до этого слышали стрельбу. Я думаю, что 330 заключенных, расстрелянных в Киеве, были умерщвлены таким же образом, т. к. я в тот же или [на]следующий день видел, как сжигались в куче их трупы, в таком же порядке, как они это делали сами, сжигая выкопанные трупы.

После того как мы были выпущены из тюрьмы СД, мы покинули Киев. Мы выехали из Киева рано утром и поехали поездом в Бердичев, куда мы прибыли под вечер. Это было приблизительно 12.10.43 г[ода]. Мы остались там ночевать и встретили там остальную часть нашего отряда 1005б. На следующее утро мы выехали на автомашине в Белую Церковь, там мы встретили людей из отряда 1005б и переночевали там же. Мы из отряда 1005б поехали затем дальше на автомашинах в Кривой Рог, Когда мы туда прибыли, нам сказали, что там есть массовые могилы. Я увидел там также примерно 40—50 заключенных под охраной СД в землянке вблизи массовых могил. Однако ввиду того, что фронт приближался, работа (выкапывание и сожжение трупов) совсем не была начата. Мне неизвестно и я не слышал, сколько трупов там было захоронено. Это была небольшая могила, может быть, на 1000, а может быть, на 10 000 трупов.

В Кривом Роге мы остановились на несколько дней в большом жилом доме, отдаленном примерно на 1 км от массовой могилы. Приблизительно 16.10.43 года, когда мы ждали отправления нашего поезда, чтобы выехать в Николаев, на нас налетели русские самолеты. Наш отряд выехал затем в поезде в Николаев, Там мы оставались несколько дней в старой тюрьме и затем приступили к работе. Там были массовые могилы на другой стороне реки Буг. Через несколько дней мы были переселены туда в старый картофельный погреб. Приблизительно 40—50 заключенных работали там под охраной СД и охранной полиции, составлявших вместе отряд 1005б. Среди сотрудников СД находились гауптштурмфюрер СС Цитлов, который с Бердичева принял командование нашим отрядом. Гауптшарфюрер Кауфф, штурмшарфюреры Фидлер, Германн и Лёве, штурмшарфюрер Кирштейн и 2— 3 других, фамилии которых я не знаю. Унтершарфюрера Гейнца Коха я в Николаеве не видел. Здесь находились примерно 3—4 тысячи трупов; я думаю, что это в большинстве были евреи, однако я не знаю этого точно. Эти трупы пролежали в земле, может быть, более года и были в сильно разложившемся состоянии, т. к. почва там была очень глинистой. Мы, из охранной полиции, и некоторые из сотрудников СД жили на этом картофельном поле, которое было отдалено от массовых могил примерно на 500 м[етров]. Мы, из охранной полиции, питали недоверие к сотрудникам СД, так как они, по нашему мнению, старались выведать что-нибудь о наших взглядах и настроении. Когда мы, из охранной полиции, беседовали о чем-либо, относящемся к нашей службе, мы сейчас же меняли тему разговора, как только к нам приближался кто-либо из сотрудников СД. Когда мы немного отдалялась от места, где мы должны были стоять на посту, чтобы избавиться от трупного запаха, мы должны были полагать, что тот сотрудник СД, который это видел, доносил об этом.

Работа в Николаеве, который находится на Украине между Херсоном и Одессой, длилась 8 дней. Трупы там принадлежали мужчинам, женщинам и детям всех возрастов. Они сжигались таким же образом, как я это описывал под Киевом. Когда работа была закончена, также все 40—50 заключенных, работавших там, были расстреляны и убиты в группах по 4—5 чел[овек] сотрудниками СД примерно в первых числах ноября 1943 года. Я сам не видел расстрела, но я стоял на посту у землянки, а другим из охранной полиции было приказано вести заключенных группами по 4—5 человек за зелень, откуда я позднее слышал одиночные выстрелы. В большинстве случаев на месте расстрела присутствовали по 3—4 сотрудника СД, и здесь, в Николаеве, ими были, возможно, Цитлов, Кауфф, Фидлер и Кирштейн. Я видел, как заключенных вели из землянок по 4—5 человек к месту расстрела. Также и здесь трупы заключенных сжигались. Я не могу припомнить, кто из полицейских сопровождал заключенных. В это время русский фронт находился от Николаева только в 200—300 км. Группа 1005б направилась затем поездом в Воскресенск. Там находилось несколько массовых могил в одной из песчаных долин позади этой деревни, в этих 3—4 могилах было зарыто около 1000 трупов. Это были трупы мужчин, женщин и детей. Жители этой деревни говорили: «Там зарыты евреи». Но как и когда они были расстреляны, я не знаю. Когда работа (выкапывание и сожжение) была закончена, здесь было также умерщвлено 40—50 заключенных точно таким же образом, как я описал в Николаеве. Здесь я видел расстрел с моего поста (примерно в 100 м[етрах]), так как местность была ровной и я стоял позади одного сада. Заключенных расстреливал один оберштурмфюрер, которого один из заключенных ударил, возможно, куском дерева. Но я не могу припомнить, где это было—в Воскресенске или Вознесенске. Я не знаю фамилии этого сотрудника СД, но, возможно, кто-нибудь из моих товарищей, которые также видели этот расстрел на расстоянии, смогут вспомнить ее.

Цитлов был к этому времени комендантом сотрудников СД отряда 1005б и остался в Николаеве. Я его видел один раз у массовой могилы в Вознесенске. Расстрел производился в середине декабря 1943 года, после того как работа (выкапывание и сожжение трупов) продолжалась примерно недели три. Наш отряд 1005б провел в Николаеве затем недели две примерно до 3.1.44 г [ода], и затем мы поехали в Вознесенск. Там были также массовые могилы предположительно с трупами. Здесь работали тоже примерно 40—50 заключенных таким же образом, как в Киеве, Николаеве и Воскресенске. Заключенные там были умерщвлены, но я не знаю, кем и каким образом, так как мой пост был в цепи, которая находилась далеко от этого места. Расстрел заключенных был произведен примерно 20.1.1944 года.

Среди сотрудников СД здесь и Воскресенске были Фидлер, Кауфф, Лёве, Германн и еще один или двое других, в то время как Цитлов, Блобель, Крещенский и другие остались в Николаеве или где-нибудь еще для штабной или административной работы. Я не знаю, были ли здесь Райх (вероятно, Кох. — Примечание переводчика) и Хаген. Мы, из отряда 1005б, направились в Николаев дня на три и оттуда в Закопане, южнее Кракова, где мы должны были отдыхать с конца января до конца февраля 1944 г[ода]. Дополнительно мы получили 4 недели отпуска на родине и собрались во Львове (Польша) в конце марта 1944 года. В то время когда мы находились в Закопане в феврале 1944 года, Цитлов, Кирштейн и Фидлер были арестованы за то, что они сильно уменьшили нам норму питания, и, как мы узнали позднее, были отправлены во Львов,

Вместо Цитлова во Львове был назначен оберштурмфюрер Хельфсготт. Все это время Цитлов и Бауманн держали нас в сильном страхе, так как они нам всегда угрожали, что подвергнут нас особому режиму, что это нам будет стоить головы, если мы упустим хотя бы одного заключенного. Мы должны были полностью выполнять нашу службу, которую нам предписывала СД, и не могли отклониться ни налево, ни направо. После того как мы вернулись во Львов (Польша) после нашего отпуска, мы остались там до середины апреля 1944 г[ода]. Оттуда мы выехали в Катовице (Польша), где мы2—3 дня оставались в полицейской казарме в Лаурнхютте, близ Катовице, и затем выехали поездом в Ригу (Латвия). Мы, из отряда 1005б, затем были расквартированы в бараке в одном воспитательно-трудовом лагере в Саласпилсе, примерно 18 км от Риги. Там была начата работа примерно с 50—60 заключенными. Работа там опять заключалась в выкапывании и сожжении трупов (около 12—20 тысяч) мужчин, женщин и детей всех возрастов. Эти трупы лежали там в 6—8 массовых могилах, примерно в 8 км от Риги и примерно в 100 м[етрах] от дороги Рига — Двинск. Я думаю, что, судя по степени разложения, трупы пролежали там приблизительно два года. Я ничего не знаю о национальности этих трупов, так же как и о национальности трупов в Киеве и других местах нахождения (высказывания по этому поводу я приводил уже выше), однако я думаю, что в большинстве случаев это были евреи. Работа в этом месте была начата примерно в конце апреля 1944 года, продолжалась в мае и была закончена примерно в начале июня 1944 года.

Порядок работы при сожжении трупов был тот же, что и прежде, за исключением того, что здесь в большинстве случаев горели одновременно две кучи. Здесь были Кауфф, Фидлер и Кох, погибший позднее в результате несчастного случая, сот рудники СД, служившие на фронте под командованием Хельфсготта. Фидлер и Кирштейн были после ареста их службой безопасности снова освобождены. Я думаю, что Хельфсготт оставался в Риге, но первую пару дней жил у нас. Здесь Лёве, Германн и 1—2 других сотрудника СД работали только в качестве шоферов. До этого времени не произошло никаких из менений в составе отряда охранной полиции 1005б, за исключением офицеров полиции, никто из нас не был сменен и никто не умер. Один из нашей охранной полиции спросил гауптштурмфгарера

Хельфсготта, нельзя ли его сменить и послать на фронт, на что Хельфсготт ответил ему угрозой тюремного наказания, в том случае если он еще раз к нему обратится с такой просьбой. Последний присоединился к нам лишь в Риге, Здесь, примерно в 8 км от Риги, эти 50—60 заключенных были убиты так же, как и в других местах: заключенных заставили лечь лицом вниз, и они затем получили по выстрелу в затылок. Я знаю это потому, что мне и моим товарищам по охранной полиции было приказано Хельфсготтом привести заключенных поодиночке из их покрытого землей барака, который до половины находился в земле и был примерно на 30 метров отдален от места, где расстреливали заключенных. Я думаю, что расстрел производился Кохом и Кауффом, однако я не знаю этого точно, так как на месте присутствовали другие сотрудники СД, может быть, Германн и Лёве. Расстрелы в этом и других местах производились, вероятно, старшими чинами СД, так как младшие чины СД в большинстве случаев использовались на автослужбе и на др[угих] работах. Это убийство произошло в июне 1944 года. Трупы расстрелянных были затем сожжены описанным выше способом. Мы, из отряда 1005б, получили затем приказ направиться к нескольким вновь построенным баракам, которые были расположены примерно в 250 м[етрах] от 6—7 массовых могил. Последние находились примерно в 4 км от окраины Риги в Бикернском лесу, там находилось примерно 10—12 тысяч трупов. Новый отряд из 50—60 заключенных был привезен туда, и в середине июня 1944 года началась работа (выкапывание и сожжение трупов) таким же образом, как описывалось ранее, и закончена в конце июня 1944 года. Я думаю, что в то время фронт находился в 300 км оттуда. Эти 10—12 тысяч трупов принадлежали мужчинам, женщинам и детям всех возрастов и были похоронены примерно два года тому назад. Мы, полицейские, вообще думали, что эти люди были убиты СС. Однако это было только предположение. Этот новый отряд из 50—60 заключенных был в описанном выше порядке умерщвлен в конце июля 1944 г [ода]. Здесь они были расстреляны в присутствии Хельфсготта, который надзирал за расстрелом, Хельфсготт приказал 12—15 полицейским и мне непременно подводить по одному заключенному к месту расстрела. Там они умерщвлялись Кауффом (вероятно, в большинстве случаев присутствовали все сотрудники СД) выстрелом в затылок после того, как им было приказано лечь на деревянный настил, который употреблялся для сожжения трупов. Нам, из отряда 1005б, было затем приказано отправиться в другое место в Бикернском лесу, где находилось 78 других массовых могил. Здесь было также приблизительно 10—20 тысяч трупов, малых и крупных, может быть, мужчин, женщин и детей. Работа по выкапыванию и сожжению трупов была начата приблизительно в начале августа 1944 г [ода] и закончена около середины сентября 1944 года. Среди сотрудников СД там находились Хельфсготт, Кауфф, Фидлер, Кох, Лёве, Германн, Кирштейн и еще один или два других. Все заключенные здесь были расстреляны, когда была закончена работа, однако я не знаю, кто это сделал, так как я стоял не посту в лесу и ничего не мог видеть.

Я знаю, что другим полицейским было приказано Хельфсготтом доставлять заключенных к месту, где они расстреливались сотрудниками СД. Это было последним местом, где я видел, что трупу выкапывались и сжигались, и в конце сентября 1944 г[ода] наш отряд в Риге был погружен на корабль, и мы поехали в Данциг.

Я думаю, что СД также поехала в Данциг, т. к. я видел Хельфсготта на корабле.

Отряд был в Марбурге вместе с другими полицейскими взводами сведен в боевую группу, и мы отправились в Прагерхоф для несения обычной полицейской службы (борьба с партизанами и бандитами) до конца войны.

В течение всего времени моей службы в отряде 1005б мой чин был обервахмистр охранной полиции запаса и я не имел никаких специальных функций. Я не был никогда членом нацистской партии или какой-либо из примыкавших к ней организаций, исключая время (один месяц), которое я указывал на первой странице своего заявления.

Если я или мои товарищи по охранной полиции должны быть наказаны за то, что мы не хотели делать, но что мы вынуждены были делать во вред себе, то справедливости больше не существует,

Нам из охранной полиции всегда говорили, что эта работа (выкапывание и сожжение трупов) служила предотвращению эпидемии ужасного размера, однако позднее мы поняли, что СД и нацисты лгали.

Мы думали впоследствии, что в действительности нацисты боялись обнаружения массовых могил продвигающимися русскими и что эти ужасные массовые убийства станут известны цивилизованному миру.

Я думаю, что приблизительно 100 000 трупов из массовых могил были выкопаны сотрудниками СД из отрядов 1005а и 1005б.

Я думаю, что еще другие подобные команды выполняли такую же самую работу, но я не знаю сколько. Если бы я думал или знал, что я когда-нибудь буду вынужден выполнять эту грязную и унизительную работу, я бы куда-нибудь эмигрировал. Я знаю, что все мы, из охранной полиции, охотнее пошли бы на фронт, чем были бы замешаны в эту свинскую аферу смерти и уничтожения уличающего материала этого преступления массовых убийств.

Настоящее заявление написано мною на 36 страницах собственноручно в Дахау, Германия, 25.10.1945 года в 14 ч[асов] 00 м[инут] добровольно и без принуждения.

Я клянусь всемогущим господом богом, что я ничего, кроме чистой правды, не буду говорить, ничего не утаю и ничего не прибавлю.

Герхард Адамец»
Перевела Шишкова

ЦГАОР СССР. ф. 7031. оп. 148, д. 256, лл. 270—283, пер. с англ.

Публикацию подготовил
К. В. ИВАНОВИЧ