<< к оглавлению

№167

1941 г. августа 11, Грязовец. — Внеочередное донесение Н.В. Ходаса П.К. Сопруненко об активизации деятельности Е. Волковицкого и В. Пшездецкого в Грязовецком лагере, направленное И.А. Серову

№ 25/7862

Сов. секретно

Заместителю народного комиссара внутренних дел Союза ССР
комиссару государственной безопасности 3-го ранга тов. Серову ^[1]

Направляю копию внеочередного донесения начальника Грязовецкого лагеря старшего батальонного комиссара тов. Ходаса о поведении в лагере польских генералов Пшездецкого и Волковицкого.

Начальник Управления НКВД СССР по делам
о военнопленных и интернированных
капитан государственной безопасности
П. Сопруненко

[Приложение]
^а)Копия^а)
Сов. секретно

___________________
^а) Вписано в правый верхний угол от руки и подчеркнуто черным карандашом.

№ 1104

Начальнику Управления НКВД СССР по делам
о военнопленных и интернированных
капитану государственной безопасности
тов. Сопруненко
гор. Москва

Внеочередное донесение

О настроениях военнопленных в связи с опубликованием в печати «Соглашения между Польшей и Советским Союзом» ^[2] подробно освещено в информационной политико-оперативной сводке № 1077 от 3 августа с.г. ^[3] Однако, последующие за этим события внутрилагерной жизни заслуживают пристального внимания и своевременного освещения. Как уже сообщалось в вышеупомянутом документе, руководящая верхушка из контингента военнопленных, через ее штаб генерала Волковицкого, майора Домоня и др., потребовала от начальника лагеря немедленного введения ряда мероприятий, которые по существу фактически отметают существующее «положение» о лагерях, и, если не считать наружной охраны, ликвидирует самый лагерь. К числу их относятся: ^a) назначение генералом новых старших рот, перекомплектование самих рот, утренние и вечерние переклички, помимо наших поверок, утренние и вечерние молитвы, молебствия в праздничные и воскресные дни, организация военной учебы, и что самое характерное, немедленное прекращение вызовов военнопленных в управление, никаких допросов и опросов, прекращение работы по изучению настроений военнопленных. Все эти требования мотивировались одним: «Мы уже не военнопленные». ^a)

Несмотря на запрещение заниматься неположенным, все же конспиративно ^a) генерал Пшездецкий (который забрал полную власть в свои руки) продолжает проводить свою политику, которая создает напряженную атмосферу среди военнопленных и настраивает их против администрации лагеря, которая, якобы не выполняет «Соглашения между правительством Сикорского и правительством Советского Союза».^a) Конкретно эти мероприятия генерала Пшездецкого сводятся к следующим:

1. ^a) Лично им издан устный приказ через старших рот, в случае любых вызовов, без его разрешения в управление лагеря не ходить. Характерный случай по этому поводу произошел 6 августа. Особым отделением еще с вечера 5-го числа были вызваны на 10 утра 6 августа 3 поручика 9-й роты — Синкевич, Стрыкер и Млынарчик. Все трое не явились. ^a) Ст[арший] оперуполномоченный попросил меня принять меры, чтобы обеспечить явку указанных лиц. Лично после двухкратных посылок дежурного коменданта, удалось привести всех троих. В проведенной с ними беседе они честно заявили: ^a) «Мы — офицеры, дисциплину знаем и приказ генерала обязаны выполнять». «Нам приказано не ходить, и мы не будем ходить».^a) В связи с этим случаем начальником особого отделения был вызван старший 9-й роты, ^a) так последний предварительно сходил к генералу и уже после этого прибыл в управление лагеря, после инцидента 6 августа, после беседы с генералом, можно было наблюдать, что отказов не было.^a)

С другой стороны и работники особого отделения согласились, что обстановка требует минимума вызовов и соответствующей перестройки в оперативной работе.

2. ^a) Глубоко в подполье происходит кипучая организационная деятельность генерала и его штаба. Пересматриваются и составляются списки, на бумаге формируются какие-то части и подразделения, делаются повышения в чинах (подхорунжий Баньковский получил поручика), «негодные» снижаются и заносятся в черные списки, провинившиеся получают от генерала выговора и даже один подхорунжий 3-й роты получил домашний арест ^a) (видимо за неимением гауптвахты) на 3-е суток. ^a) 6 августа, зайдя в 13 час. в 6-й корпус, я обнаружил заседание, которое проводил генерал Пшездецкий. Присутствовало около 20 человек, большинство в чине полковников и майоров. Папку с бумагами, которую 00 давно пыталось обнаружить, спрятать не успели и я после проведения получасовой беседы о лагере, попросил передать мне для ознакомления все бумаги. Мне в этом было отказано. Тогда я был вынужден в присутствии всех попросить генерала одеться и последовать со мной в Управление, захватив все бумаги. В них оказалось:^a)

^a)а) Именные списки офицерского состава с 5-й по 10-ю роты ( т.е. прибывших из Козельска);
б) Список штатных офицеров;
в) Список назначенных командиров рот;
г) Сводные ведомости людей по родам войск и командной категории;
д) Схема информации и пропаганды какого-то соединения;
е) Отдельные заметки.^a)

По существу особой ценности вся эта переписка не представляет, за исключением если только того, что генерал документально уличен во лжи, т.к. все время в беседах утверждал и давал «честное слово генерала», что никаких списков не ведет, никаких формирований, назначений и т.д.

Попутно хочу отметить, что Пшездецкий в беседе пытался, в присутствии генерала Волковицкого и мл. лейтенанта Славина доказать, ^a) что начальник лагеря «подорвал этим актом его генеральский авторитет», что этим актом создается обстановка взаимного недоверия, которое в свете заключенного «Соглашения» неуместно и вредно и т.д. ^a)

Я решительно отмел эти нелепости и уже вторично пришлось генералу вежливо преподать урок политграмоты и дать понять, что он сам своими поспешными действиями сознательно усложняет подготовительную работу к предстоящей практической реализации «Соглашения». Причем опять таки мною было подчеркнуто, что лагерь никто не ликвидировал, а я как начальник такового выполняю свои функции и только. ^a) В заключение мне было заявлено: «С этого дня Вы от меня услышите только «да» или «нет». ^a)

3. Официально было заявлено, что на всех очень тяжелое впечатление произвел отъезд 10 товарищей ^[4] (Шмидт и др.) и что можно-ли надеяться, что они вернутся в лагерь.

^a) Попутно доношу, что я вызывался в Управление НКВД по Вологодской области. Начальник следственного отдела тов. Есиков сказал, что следствие ничего существенного не даст и не лишена возможность их освобождения и возвращения обратно в лагерь ^a). Со своей стороны считаю это мероприятие неверным. В лагерь обратно возвращать их нельзя, с чем согласились и зам. нач[альника] УНКВД Свиридов и секретарь обкома ВКП(б) тов. Комаров ^[5].

4. ^a)Чрезвычайно неприязненно настроена та часть военнопленных, у которых в Козельске были отобраны ценные вещи. Заявления поступают десятками и уже раздаются голоса: «Наши ценные вещи советские власти видимо присвоили».^a)

Со своей стороны считал бы, если все ценности находятся в Управлении, целесообразно было бы вернуть их владельцам.

5. От имени всего лагеря на одной из бесед (5 августа) заявлено: ^a)«Особенно угнетает проволока. В газетах четко и ясно сказано об амнистии, прошло уже больше недели, почему мы не амнистированы, почему мы до сего времени значимся военнопленными»^a).

Эти вопросы задаются повсюду, как только появишься в зоне, причем единственным ответом на это имеем: «нет никаких указаний», «ждите»... и т.д.

Естественно, что в таких стереотипных ответах военнопленные видят мало чего утешительного.

6.^a) С каждым днем все труднее и труднее становится привлекать на общественные работы — пилка и колка дров, уборка участков лагеря не примыкающих к корпусам и т.д. Отказы и невыходы на работы по очередному наряду стали все более частыми явлениями и в каждом отдельном случае приходится лично принимать меры. Так, ликвидированы забастовки пекарей Затонского и Поспещаловского, отказы от работы санитаров госпиталя и др.^a)

7. Учащаются запросы, будет ли разрешена переписка с родными, сосланными в Казахстан.

8. ^a)Особо заслуживает внимания работа (подпольная) майора Домоня. Этот ярый легионист проводит кампанию и записывает лиц, которые должны отказаться участвовать в формировании польских частей на советской территории, а равно отказываться и от совместной борьбы против гитлеризма.^a) На сегодня записались уже:

Такова в общих чертах обстановка, сложившаяся в лагере после «Соглашения между Польшей и Советским государством».

Как вывод следует отметить, что все недоразумения удается ликвидировать. Личный состав, который непосредственно общается с военнопленными и проводит среди них работу, мною и начальником ОО проинструктирован и ориентирован в линии поведения.

Отношения стали исключительно вежливыми и тактичными без снижения требовательности, предусмотренной «Положением» о лагерях.

В бытовом отношении люди живут и удовлетворяются вполне удовлетворительно. Принимаются меры к удовлетворению просьб об улучшении продовольственного вопроса, так, например: мною через секретаря обкома ВКП(б) тов. Комарова приобретено из Облпотребсоюза для ларька военнопленных конфект —полтонны, печенья — полтонны, сельдь «Иваси», много папирос и махорки.

Набивка всем матрацев и др. мероприятия являются наглядными фактами заботливого отношения, о чем говорят и сами военнопленные.

Начальник Грязовецкого лагеря НКВД
ст. батальонный комиссар
(Ходас)

Верно: Секретарь Управления НКВД СССР
по делам военнопленных
Башлыков

Виза на полях сопроводительного письма синими чернилами: «И.Серов».
Помета в левом верхнем углу черным карандашом: «т. Сопруненко».
Резолюция на полях синим карандашом: «В дело. П. С[опруненко]».
Штамп входящей регистрации Секретариата НКВД СССР: «1-е отделение. 14.8.41 г. Индекс 25».

РГВА. Ф. 1/п. Оп. 5а. Д. 2. Л. 533. Подлинник. Л. 534-539 — зав. копия.

___________________
^а-а) Подчеркнуто синими чернилами.

^[1] См. №№ 163, 164. Внеочередное донесение Н.В. Ходаса было составлено 7 августа.
^[2] Имеется в виду Соглашение между правительствами СССР и Польши от 30 июля 1941 г. См. № 165.
^[3] В сводке от 3 августа 1941 г. на 27 страницах приводились факты усиления враждебного отношения польских военнопленных и интернированных к СССР и администрации лагеря после прибытия из Козельска нового контингента (РГВА. Ф. 1/п. Оп. 5а. Д. 2. Лл. 502—528). О Е. Волковицком говорилось, что он проводит в лагере «фашистскую подрывную работу», ведет агитацию против записи добровольцев в Красную Армию, организует бойкот и запугивание тех военнопленных, которые лояльно относятся к советской власти, требует отправить польских военнослужащих в Англию. Сообщалось и о результатах работы бригады следователей во главе с Линниковым и Лалиашвили.
^[4] Имеется в виду арест, осуществленный по предложению Линникова и Лалиашвили с санкции П.П. Кондакова и В.Н. Меркулова, десяти военнопленных: полковника А. Шмидта, командовавшего ранее 78 пехотным полком, немца по национальности, отстраненного от командования полком после 1 сентября 1939 г.; подполковника С. Шафрановского, якобы легионера-озоновца; подполковника Я. Павлика, легионера, работавшего в Военном министерстве начальником персонального бюро; майора К. Гурского, летчика; капитана Ю. Питнера, коменданта Виленской окружной организации Союза стрельцов; капитана П. Возняка, связанного с офицерами, служившими в разведке; поручика В. Квятковского, работавшего во 2-м отделе польского Главштаба; поручика 3. Делингера, активиста партии Озон, близкого друга одного из руководителей этой организации Венде; поручика М. Химштедта (Там же. Лл. 503—505, 516).
^[5] Комаров П.Т., 1898 пр., член РКП(б) с 1920 г., в 1937—42 гг. — и.о. первого секретаря Вологодского обкома ВКП(б), затем первый секретарь Вологодского обкома, с апреля 1942 г. — 1-й секретарь Саратовского обкома ВКП(б).